Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1980 год

Сколько было разговоров, когда нашли остатки пистолета (в описи значилось три) и картечи со следами зубов — как и сегодняшние охотники, моряки Беринга так подгоняли пули к своим ружьям. Ребята надеялись, что удастся обнаружить и оставленные на острове пушки, которые видели в последний раз в 1946 году, но поиски их даже в прибрежной полосе в один из самых больших отливов ничего не дали.

Каждая новая из более чем двухсот находок, сделанных курсантами: коуши с остатками растительного троса и инструменты, незаконченный самодельный топор кузнечной работы, корабельные блоки и части корабельной оснастки, остатки портупейной пряжки и одежды — все служило поводом для раздумий и споров. Кто мог жить в той или иной землянке, кому могла принадлежать та или иная вещь?

Медицинская мерка с пятью кратными стаканчиками внутри, вероятнее всего, принадлежала Стеллеру, а вот протрактор — трех ножны и штурманский инструмент, подобный циркулю, — мог быть судовым имуществом, а мог принадлежать и 70-летнему штурману Андрису-Эйзельбергу, умершему, как и Витус Беринг, на острове, или, скажем, гардемарину, а потом мичману Петру Чаплину.

Кто, например, курил трубку, металлический орнаментированный мундштук от которой нашел возле очага в третьем жилище Валера Сигитов? Он с убежденностью заявил, что мундштук был от трубки самого капитан-командора...

Кому принадлежала калановая шуба, обрезки которой вместе с пуговицами и нательным христианским крестом были найдены в четвертом жилище? И не было ли это жилище местом проживания мастера Софрона Хитрово, Свена Векселя и его двенадцатилетнего сына Лоренца Векселя, в те дни волонтера, а затем лейтенанта русского флота?

Откуда на острове среди гвоздей и обрезков кожи оказалось множество осколков расписного фарфора? Не были ли это изделия, созданные на первом петровском фарфоровом заводе в России?

Не из этнографической ли коллекции Стеллера, собранной им во время путешествия по побережью Северной Америки, — каменные скребки, скобельки и другие орудия труда, образцы камней, сланцевый алеутский светильник-жировик и точило со следами обработки медным инструментом? Ведь, по свидетельству участников экспедиции, на острове «сникакова жилья нет, но и знаков к тому, чтоб бывали на нем когда люди, не находилось». А может, они принадлежали штурману Харламу Юшину?

Действительно ли видели курсанты на дне среди рифов лапу адмиралтейского якоря, которым был вооружен пакет-бот и который был утерян в бухте, или это им только показалось?

Вопросы следовали за вопросами...

25 августа. Это только начало...

Ветер шел с моря, и белая пена с пушечным гулом разбивалась над рифами.

Фаина Ивановна вдруг прекратила работу и, внимательно вслушавшись, произнесла:

— Вездеход вроде...

— Да нет, это накат, — отмахнулся Геннадий Леонидович, но тотчас уловил в шуме прибоя какие-то новые нотки.

И тут из-за мыса Пароходского выскочил вездеход. Он, урча от натуги, проскочил по дну Командорки, по берегу и замер у остатков юрташки — домика, в котором в 1923 году останавливался Владимир Клавдиевич Арсеньев.

Из мешка, предназначавшегося экспедиции, ребят? извлекли целых три буханки хлеба, которого не ели уже несколько дней, сгущенный кофе, огурцы, конфеты, блок сигарет.

— Ура!.. — разнеслось над бухтой. Они знали, что передать все это мог только их капитан Лысенко. Он вынужден был из-за непогоды — к острову подходил тайфун «Джуди» — увести «Чукотку» от острова, где «совершенно укрытых якорных мест нет», как указывается в лоции. Лысенко, уходя от циклона, совершил 500-мильный океанский переход в одиночку по Тихому океану от острова Беринга до Усть-Камчатска и обратно. Такое в нашей стране случилось впервые.

Археологи недоуменно рассматривали бухту троса и костюм акванавта, так и не поняв, для чего передал их капитан, а затем быстро разобрали палатки и погрузились на вездеход. Натужно урча, машина спустилась на прибрежную полосу, пробежала опять по дну Командорки к крутому берегу и, уткнувшись в него, замерла.

Ребята сошли на землю и застыли в строю, обнажив головы, у двух мемориальных плит, установленных накануне участниками экспедиции. Здесь, по их твердому убеждению, должен быть сооружен задуманный уже Федором Конюховым памятник с именами капитан-командора Витуса Ионссена Беринга, матросов второй статьи Никиты Шумагина и Селиверста Тараканова, морских гренадеров Андрея и Ивана Третьяковых, трубача Михаила Торопцева и подшкипера Никиты Хатяинцева, адмиралтейского плотника Ивана Петрова и боцмана Нилса Янсена, камчатского служивого Никиты Харитонова и барабанщика Осипа Ченцова — тридцати одного из семидесяти семи участников величайшей по тем временам Второй Камчатской экспедиции. И тех, кто был захоронен в водах Тихого океана, и тех, чей прах приняла эта суровая островная земля.

Они прощались с великим русским мореплавателем и его товарищами, твердо веря в то, что еще вернутся сюда и продолжат раскопки.

Поворот за мыс Пароходский — и вездеход помчался по лайде, по наваленным морским прибоем холмам водрослей почти в метр высотой, распугивая каланов в прибрежной полосе и облезлых песцов, столбиками застывавших позади. Вездеход спешил в Никольское. И не знали ребята, что в кармане водителя лежит забытая записка капитана Лысенко, в которой он подробно расписал, что пятьдесят метров троса и костюм акванавта посланы, чтобы допытаться все-таки найти вроде бы обнаруженный якорь, и что в самом костюме лежит бутылка шампанского...

Утром следующего дня опять передали штормовое предупреждение. Ветер с моря все усиливался и грозил вынести «Чукотку» на скалы. По тросу, соединявшему яхту с берегом, переправили, как переправляют на паромах, вначале снаряжение, затем людей.

Общими усилиями выбрали якорь, оглашая бухту надрывным «Раз-и!.. Раз-иии!». Подняли паруса, и яхта, сильно накренившись, стремительно понеслась в сторону Ария Камня, в открытое море. На корме ее еще какое-то время был виден рулевой и двое ребят с горящими фальшфейерами. Затем исчез и парус.

Борис Метелев, наш спец. корр.

Карта под номером XII атласа «Железные дороги России», которым постоянно пользовался в своей работе В. И. Ленин. Губернии Таврическая, Екатеринославская, Херсонская. Крестик на чистом желтом поле листа и только одно слово, написанное Лениным: «Ногайск». Лето 1920 года. В начале июня накаленная зноем тишина была разбита канонадой: дивизии барона Врангеля вырвались из Крыма через Перекоп и Чонгар на просторы Северной Таврии и отодвинули фронт на север и восток от крымских перешейков. В сентябре Реввоенсовет республики создал отдельный противоврангелевокий Южный фронт под командованием М. В. Фрунзе. Ход военных действий в приазовской Таврии летом и осенью 1920 года сложился так, что городок Ногайск трижды был узловым ориентирам: конечный рубеж первого, июньского, наступления врангелевцев; исходный рубеж второго, сентябрьского, наступления врангелевцев; исходный рубеж решающего октябрьско-ноябрьского наступления Красной Армии на белогвардейцев в Крыму. ...События того лета стали уже достоянием истории. И человеку, приехавшему сегодня в приазовские степи, в бывший городок Ногайск — нынешний Приморск, — только воображение и знание истории гражданской войны может помочь восстановить картины прошлого. Ныне Приморск — курортный городок, перед которым современная жизнь ставит сегодняшние мирные проблемы. Одна из важнейших — охрана окружающей среды. И в ее решении приходят на помощь ленинские декреты и ленинские мысли о рациональном природопользовании.