Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1980 год

Но у Сибири, этой сложной геологической громадины, были свои затаенные свойства, которые она могла проявить самым неожиданным образом. Однажды на глазах у Геннадия случилась катастрофа, потрясшая его на долгие годы.

Ночью их вагон в тупике вдруг закачало, катнуло взад-вперед и сорвало с рельсов. Тяжкий гул разнесся в недрах гольцов, а затем с грохотом и лязгом вспыхнуло зарево над тартой в той стороне, где крутыми петлями рельсы сбегали к Байкалу.

«Матка баска! — запричитала мать. — Вот она, кара небесная».

«Землетрясение, — закряхтел отец. — Как бы давешний товарняк не сошел с рельсов».

Предположение отца подтвердилось наутро. Возбужденной стайкой помчались колесные ребятишки чуть свет по шпалам в сторону сполохов над тайгой. За третьим поворотом по глазам полоснули обугленные, догорающие остовы товарных вагонов. Сам паровоз уткнулся в ручей на дне распадка.

И вдруг вязкая слабость осадила Геннадия на ближний камень. Когда очнулся, на рельсах стояла дрезина и люди в железнодорожных шинелях отгоняли мальчишек от места катастрофы.

«А ну, ребятня, по домам!»

А в этих домах-вагонах все комментировалось, как будто полустанок был связан прямым проводом с местом катастрофы. «Недоучли какую-то там сейсмику». — «Сдали с недоделками» — «Баллы на высоте другие» — «Байкал-батюшка осерчал». — «Теперь заварилась каша». — «Все пути переглядывать будут». — «Как специально наслал кто эту землетрясению». — «А кто ее может учесть?» — «На что ученые?» — «Ученье — одно, а производство — другое...»

В институте Геннадий понял, что в тех примитивных разговорах высказывалась верная мысль о ножницах между требованиями науки и задачами производства. А в крупных сибирских масштабах этот разрыв и бывал по-особому выразительным. «Изучайте дело свое глубоко, — внушал им на лекциях седенький профессор Манилович, сверкая золотой оправой очков. — Кто привыкнет скакать по верхам в институте, тот будет легкомысленным и на производстве. А это значит — масштабный вред окружению, земле, Отечеству».

Геннадий не желал вреда Сибири, он любил ее. На строительстве железнодорожной линии Тайшет — Абакан его участок не числился передовым по темпам, зато при сдаче молодому инженеру была вынесена благодарность за качество и надежность. На трассе Хребтовая — Усть-Илимск, где Геннадий Ситный уже возглавил строительно-монтажный поезд, его имя связывалось с особым порядком, творческой инженерией и высокой степенью ответственности за природу. Геннадий считал, что железная дорога не должна быть бедой и выручкой, она обязана способствовать разумному дренажу, как река, которая очищает тайгу. Связывая одну проблему с другой, он натолкнулся на серьезный недогляд в проекте.

Его строительно-монтажный поезд должен был уложить насыпь через долину таежной речки Тубы. С виду проект был составлен грамотно; утеплить многолетнюю мерзлоту отсыпкой по площади, затем возвести насыпь под железнодорожное полотно. «Дешево и сердито, — констатировал тогда Геннадий. — Только забыли про Усть-Илимское море».

Это искусственное море было надвигающейся реальностью. Оно должно неминуемо подпереть все речки, впадающие в Ангару ниже Братской ГЭС, в том числе и Тубу. «А тогда, — рассудил Геннадий, — вода растопит мерзлоту под нашей насыпью и вся работа провалится в тартарары».

Можно было и не поднимать шума, закончить побыстрее работу и даже получить орден. Но тут всплыла перед взором давняя картина крушения на Кругобайкальской дороге... В один прекрасный день катастрофа могла повториться на Тубе. По его соглашательскому поведению.

Добиваться пересмотра проекта на Тубу было делом весьма нелегким. Но стоило раз дать себе слабинку, как покатишься без остановки, словно оглушенный хариусок в быстрой воде. «Нет, ты будешь сражаться за новое решение, — сказал себе Геннадий. — Раз дано было так далеко увидеть, то соответствуй масштабу, в котором живешь, не мельчи, не дешеви».

Соответствовать было непросто: пришлось доказывать в устном и письменном виде, ездить в район, область, столицу, выступать перед работниками разнообразных сфер и рангов. Иногда охватывало отчаяние: «Да неужели мне больше всех надо?!» Улавливал насмешки соседей, косые взгляды непосредственного начальства и чуял, что становится кандидатом в чудаки. Порой действовал уже по инерции, но линию свою держал. Сбил график всему строительству, а своего добился: проект был пересмотрен, и, по предложению самого Ситного, участок по Тубе поставили на бетонные опоры. После этого Геннадий Аполлонович Ситный стремительно взлетел в сферу руководства «Нижнеангарсктрансстрой», как и его товарищ Феликс Ходаковский, Герой Социалистического Труда.

— Сидеть бы мне в замах да помалкивать, — продолжал рассказывать Ситный перед отплытием, помогая укладывать груз на дно «казанки». — Но лукавый меня опять попутал...

— А я верю, что вас опять ждет повышение, — воскликнула Ганна и подбросила на руках спальный мешок в чехле.

— Опасно мне повышаться, — закряхтел Ситный под ящиком с консервными банками. — Падать больно...

Тарас улыбнулся неопределенной улыбкой, подумав, что последнее замечание вполне может сбыться у такого неспокойного человека. «И мы с этой шустрой девчонкой слабые помощники в твоей суровой игре, товарищ начальник, — добавил он про себя, почувствовал оттенок почтительности в своих соображениях и быстрее стал укладывать мешки на дно лодки, готовя сиденья в дальнюю дорогу. — Но все равно давай лучше поспешим, уважаемый Геннадий Аполлонович!»

А Ситный и сам торопился, словно приказ о прекращении работ на его участке мог настигнуть их на берегу. Как только груз был распределен равномерно по всей моторке, он, метнув пронзительный взгляд на контору, крикнул:

— С богом! Отчаливай!

Верхняя Ангара ревела на шиверах, хлестала волной по стеклянному щитку и пыталась перевернуть лодку мощными водоворотами в устьях притоков.

Но за рулем сидел опытный человек. Даже на порогах Ситный обошелся тремя-четырьмя тычками в камни. И пассажирам оставалось покручивать головами, разглядывая лысые макушки гольцов с лоскутами снега, шрамины тектонических нарушений, свежие борозды оползней, пьяные леса, гигантские стада валунов...

Тараса, выросшего в Предсаянье, трудно было удивить тайгой и гольцовой страной. И он вначале с тоской вспоминал институтскую обстановку. Зачем он поддался Ситному, зачем торопился с экзаменами? Представлял, как сейчас заканчивается лекция по основам природных неравновесий, которую читает смешной старик — профессор Манилович. На этих лекциях обычно читали детективы или перебрасывались записками с девчонками. И только сейчас Тарас ощутил до щемяще-сладкого сердцебиения, что оставил... А вот уже и перемена! Веселым дискантом залился звонок, надо вскакивать и мчаться в буфет за пончиками и газированным напитком...