Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1981 год

Оса Турелль проследила за взглядом Колльберга и буркнула:

— Сюда звонила масса всяких, идиотов. Журналисты, фотографы и еще бог знает кто. Непрерывно.

Колльберг ничего не; сказал. Он зашел в комнату и сел на один из стульев.

— Хоть зажги свет, чтоб мы видели друг друга.

— Мне и так видно. Но, пожалуйста, могу зажечь.

Она щелкнула выключателем, однако не села, а беспокойно закружила по комнате, как будто была заперта и хотела вырваться на волю.

Воздух в комнате был тяжелый и застойный. Кровать в спальне не застлана.

С того времени, когда Колльберг видел Осу Турелль в последний раз, она очень изменилась. Брюки ее были обсыпаны табачным пеплом, средний и указательный пальцы пожелтели от никотина. Волосы нечесаны и всклокочены, под глазами виднелись синяки, губы потрескались.

— Чего ты хочешь? — неприветливо спросила Оса.

Подойдя к столу, она вытряхнула из пачки сигарету, зажгла дрожащей рукой и уронила непотушенную спичку на пол.

— Ты не работаешь? — спросил Колльберг.

— К сожалению, в нашей фирме есть свой врач. Он сказал, что мне необходимо отдохнуть, и дал освобождение от работы.

Оса Турелль затянулась сигаретой, пепел просыпался на стол.

— Уже прошло три недели. Было б куда лучше, если бы я работала.

Она круто обернулась, подошла к окну и выглянула на улицу, перебирая руками занавеску.

Колльберг беспокойно задвигался на стуле. Разговор оказался тяжелее, чем он себе представлял.

— Чего ж ты хочешь? — спросила Оса Турелль, не поворачивая головы.

Как-то надо было начинать. Но как? Колльберг пристально посмотрел на молодую женщину.

— Садись,— скомандовал он.

Оса пожала плечами, взяла новую сигарету и, зажигая ее, пошла в направлении спальни.

— Садись! — рявкнул Колльберг.

Она вздрогнула и посмотрела на него. В ее больших карих глазах светилась почти ненависть. Однако подошла к креслу и села против Колльберга.

— Нам необходимо выложить карты на стол,— сказал Колльберг.

— Отлично,— молвила она звонким голосом. — Беда только, что у меня нет никаких карт.

— Но у меня они есть.

— Да?

— Прошлый раз мы были с тобой не, совсем откровенны.

Она насупила темные густые брови.

— В каком смысле?

— Во многих смыслах. Но прежде всего я тебя спрошу: ты знаешь, что Оке делал в автобусе?

— Нет, нет и еще раз нет. Совсем не знаю.

— Мы также не знаем,— сказал Колльберг.

Он на миг умолк, глубоко вдохнул воздух, и прибавил:

— Оке тебя обманывал.

Реакция была мгновенной. Глаза ее метали молнии. Оса стиснула кулаки, раздавив сигарету.

— Как ты смеешь мне говорить такое!

— Смею, так как это правда. Оке не дежурил ни в понедельник, когда его убили, ни в субботу предыдущей недели. Вообще у него было много свободного времени в течение всего октября и первые две недели ноября.

Оса только молча смотрела на него.

— Это факт,— продолжал Колльберг.— И еще одно я хотел бы знать, носил ли он пистолет, когда был не на службе?

Она ответила не сразу.

— Да. По крайней мере, последнее время почти всегда. Хотя это его и не спасло.

— Слушай, Оса,— сказал Колльберг.— Он часто куда-то ходил. Ты не думаешь, что он мог с кем-то встречаться? То есть с какой-то другой женщиной?

— Ты думаешь, что это невозможно?

— Не то что думаю. Я в этом уверена.

«Пора изменить тему»,— подумал Колльберг и сказал:

— Собственно, я и пришел сюда потому, что не верю в официальную версию, будто Стенстрём — одна из жертв сумасшедшего убийцы. И независимо от твоих заверений, что он тебе не изменял, или, как бы лучше сказать, независимо от причин, на которых основывается твоя уверенность, я все равно не верю, что он ехал тем автобусом просто так, ради удовольствия.

— А во что же ты веришь?

— Что ты с самого начала была права, говоря о том, что он работал. Что он занимался каким-то служебным делом, но почему-то не хотел, чтоб об этом знали ты или мы. Например, вполне возможно, что он длительное время за кем-то следил и преследуемый убил его в отчаянии. Оке умел очень ловко наблюдать за людьми, которых в чем-то подозревал. Это его забавляло.

— Я знаю,— сказала; Оса.

— Можно наблюдать за кем-то двумя способами, — продолжал Колльберг.— Или ходишь за ним как можно незаметней, чтобы узнать о его намерениях, или преследуешь его совершенно открыто, чтобы довести до отчаяния и принудить взорваться или как-то иначе выдать себя. Стенстрём владел обоими способами лучше, чем кто-либо другой.

— Кроме тебя, еще кто-нибудь так думает? — спросила Оса.

— Да. По крайней мере, Мартин Бек и Меландер.— Он почесал затылок и прибавил: — Но такое предположение имеет много слабых сторон. Мы теперь не будем на нем останавливаться.

Она кивнула.

— Так что ж ты хочешь узнать?

— Я и сам хорошо не знаю. Как-то надо двигаться дальше. Я не уверен, что во всем тебя понял. Что, например, ты имела на уме, когда говорила, что он последнее время носил оружие? Когда это — последнее время?

— Когда я встретила Оке больше четырех лет тому назад, он еще был мальчишкой,— спокойно молвила она.

— В каком смысле?

— Он был несмелый и наивный. А когда его убили три недели тому назад, он был уже взрослый...— Оса помолчала, потом неожиданно спросила: — Ты сам считаешь себя храбрым? Мужественным?

— Не особенно.

— Оке был трусоват, хотя делал все, чтобы перебороть свой страх. Пистолет давал ему определенное чувство безопасности.

Колльберг сделал попытку возразить.

— Ты говорила, что он стал взрослым. Но с профессиональной точки зрения этого не видно. Ведь он же был полицейский, а дал себя застрелить сзади. Я уже говорил, что мне трудно этому поверить.

— Именно так,— молвила Оса Турелль.— И я этому совсем не верю. Что-то здесь не согласовывается. Попробую объяснить, чтобы тебе стало понятно, как изменился Оке за время нашего знакомства. Когда мы впервые оказались в этой комнате, последнее, что снял с себя Оке, был пистолет. Видишь ли, хотя он на пять лет старше меня, более взрослой тогда была я. Но нам было очень хорошо вместе, и большего ни он, ни я не желали. Теперь ты понимаешь, почему я сказала, что Оке не мог мне изменить? Постепенно я почувствовала, что он становится в чем-то мудрее меня. Он уже не приходил ко мне с пистолетов, был весел, уверен в себе. Может быть, это я так на него повлияла, может быть, его работа. А скорее и то и другое. Да и я изменилась. Забыла даже, когда последний раз ходила в театр. Но вот этим летом мы поехали на Майорку. Как раз в то время произошел очень скверный, тягостный случай в городе.

— Да, убийство в парке.

— Вот именно. Когда мы возвратились, преступника нашли. Оке был раздосадован, что не принимал участия в раскрытии преступления. Он был честолюбив, тщеславен. Я знаю, что он все время мечтал раскрыть что-то важное, чего другие недосмотрели. Кроме того, он был моложе всех нас и считал, по крайней мере раньше, что на работе над ним подтрунивали. Мне он говорил, что именно ты был в числе тех, кто больше всех это делал.