Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1981 год

Суд признал Александра Мумбариса виновным в принадлежности к запрещенному Африканскому национальному конгрессу и осуществлении целей этой организации. В частности, в том, что он содействовал распространению подстрекательских листовок; снимал кинокамерой границы ЮАР и фотографировал ее побережье, чтобы облегчить высадку диверсантов и заброску оружия; поставлял материалы для тайнописи, изготовлял фальшивые паспорта, а в целом в течение 10 лет занимался революционной деятельностью. Хорошо, что следователям не удалось доказать его принадлежность к компартии и «Умконто ве сизве». Иначе его могли отправить на эшафот.

Двенадцать лет в одиночке! Да, в щедрости судьям не откажешь, хотя прямых улик у них не было. Главное — он остался жив, а значит, может бороться.

Идей побега возникало много, но каждая отступала перед железной реальностью— массивными стальными дверями и решетками, снабженными электронными замками. И все-таки Алекс, человек действия, ни на минуту не мог смириться с утратой свободы. Заключение не просто постоянно давило его. Оно вызывало безудержную ярость, и тогда требовалось огромное усилие воли, чтобы не дать ей выплеснуться наружу. Утратить контроль над собой — значит, наверняка погибнуть духовно, а затем и физически. Порой Мумбарис с горькой усмешкой думал, что такое суровое испытание суждено было всей его запутанной биографией. По национальности грек, родился в Египте, жил в Англии, прибыл в ЮАР из Франции, имел двойное гражданство — франко-австралийское, женился на француженке — Мари-Жозе, вместе с которой окончил Кейптаунский университет...

Какими-то неведомыми путями, известными лишь узникам, до Алекса доходили тюремные новости. В июне 1977 года из корпусе для африканцев бежала группа заключенных. Подпилив решетку на окне, они спустились с третьего этажа по веревке, связанной из арестантских простыней. Увы, спустя несколько дней беглецов поймали. Мумбарис встретил это сообщение со смешанным чувством: окрыляющая радость за столь дерзкое предприятие — «Значит, побег все же возможен?!» — и разрывающая сердце боль. Двойная боль. За неудачу и за судьбу этих несчастных. Теперь всех зачислят в особо опасные преступники. У кого небольшие сроки, прибавят лет по пять. Ну а перед теми, кто относился к категории «старожилов», явственно замаячила тень виселицы.

Обреченным сообщают за несколько дней до казни. Едва надзиратель бросит сквозь решетку: готовься тогда-то, как чей-то голос, вначале еле слышный, на одной ноте заводит песнь смертников. Ее подхватывает другой, третий. Вскоре она вырывается за пределы камеры, этажа, корпуса и повисает в воздухе — глухая и монотонная, вползающая в душу холодом могилы.

Последние 24 часа перед казнью она не прекращается ни на секунду. Смертники тоже поют ее. А когда они отправляются в свой последний путь, заключенные из других камер провожают их нестройными криками: «Прощайте!» или «До встречи там, друзья!»

Со связанными за спиной руками обреченные медленно идут по коридору, спускаются в тюремный двор. Эшафот, два небольших пролета ступеней вверх. И короткий, как молния, миг, обрывающий все...

Нет, об этом лучше не думать. Главное, что вырваться на волю из тюремных стен — не просто несбыточная мечта. Правда, беглецов было несколько, да и корпус их охраняется менее строго. А он один, в камере-одиночке отделения особо строгого режима. Надежда на побег окрепла с появлением в их корпусе двух новичков — молодых ребят Тимоти Дженкина и Стивенса Ли. Оба были осуждены за участие в деятельности запрещенных Южно-Африканской компартии и АНК.

Едва затихли тяжелые шаги надзирателя Фермойлена, Алекс, Тимоти и Стив, каждый в своей камере, приступили к осуществлению намеченного плана. Прежде всего переодеться в приготовленную для побега одежду, с огромными предосторожностями пронесенную накануне в камеру. Теперь набить в тюремную робу простыни и укрыть чучела одеялами. Чтобы придать большую правдоподобность, они даже спрятали под одеяла ботинки — полное впечатление, будто обессиленный заключенный забылся тяжелым сном, добравшись до камеры.

У каждого наготове заранее сделанный ключ от своей камеры, которую отгораживала от коридора сдвоенная дверь. Алекс первым открыл внутреннюю решетку, а затем наружную, приклеил лист бумаги на металлическую раму, чтобы заглушить лязг закрываемой двери, и неслышно бросился на помощь друзьям. Но ее не потребовалось. Стив и Тимоти сами выскользнули из камер, повторили операцию с бумагой и тщательно заперли за собой решетки.

Тимоти Дженкин и Стив Ли обвинялись в подготовке, печатании и распространении антиправительственных листовок и памфлетов. Когда их арестовали, Тиму недавно исполнился 21 год. Его товарищ по подполью был на десять лет старше. Впрочем, оба прекрасно понимали, чем рискуют, на что идут.

...Как трудно, неимоверно трудно подниматься даже на четвертый этаж, особенно если делаешь это в первый раз. Крадучись, тихо-тихо, чтобы в предрассветной тишине ни малейший звук не потревожил дремлющего привратника. Прижав к груди заветный сверток, который может стоить жизни многим. Идти нужно неслышной походкой охотника, преследующего опасного зверя. Что за собачий слух у этих людей? Да и сами они какие-то вечно злые, точно специально родились, чтобы выполнять эту собачью работу — охранять подъезды своих белых хозяев.

А ведь надо добраться до чердака и там, в темноте — даже самый слабый отблеск в чердачном окне может привлечь внимание патрульных полицейских,— установить взрывное устройство на намеченный час. Конечно, чтобы поднять на воздух этот дом вместе с жильцами, бомбу можно положить у самого входа в подъезд, а еще лучше в подвале. Это было бы куда легче. Но у них другая задача — поднять людей на борьбу с расистами. Донести до них правду жизни, правду борьбы, правду об АНК, компартии, «Умконто ве сизве»

Нет, террор не их цель, это удел отчаявшихся одиночек. А что может одиночка? В лучшем случае своим примером, трагической судьбой заставить задуматься других. Но влияние такого поступка скоропроходяще. АНК и ЮАКП не отвергают насилие, но они взяли курс на подготовку всеобщей вооруженной борьбы, а не на индивидуальный террор.

Как же все-таки трудно, превозмогая себя, подниматься по бесконечным ступеням...

Рано утром, когда «белые» кварталы Кейптауна еще сладко спят в мягких постелях, а по улицам уже тянутся молчаливые цепочки темнокожего рабочего люда, тишину разрывают негромкие хлопки взрывов. Откуда-то сверху, из чердачных окон, с крыш домов, порхая, словно гигантские бабочки, медленно опускаются листовки. Черные руки вскидываются в воздух, хватают их и тут же поспешно прячут в карманы, за пазуху, в рукава. А эхо взрывов в Кейптауне раздается уже в Иоганнесбурге и Дурбане, Претории и Порт-Элизабете, Ист-Лондоне и Питермарицбурге.