Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1981 год

У клуба выяснилось: прилетели мы утром, через час в деревне говорили, что на ГЭС всех передовиков премируют вертолетом — «лети, куды хочешь».,.

— Саш,— говорю я,— а может, твой сосед прослышал наконец про Фокинскую систему?

Сашка пожимает плечами.

Про Фокинскую систему сейчас много говорят в Чебоксарах. Говорят с надеждой. Конечно, всем жаль земель, которые попадают в зону затопления Чебоксарского моря. Но те инженерные защитные системы, что предполагается построить (а Фокинская система, самая крупная из них, уже строится), сберегут от затопления тысячи гектаров пойменных лугов, пашен, перелесков и лесов... И крупные затраты на создание защитных систем со временем окупятся сторицей — богатыми урожаями на пойменных угодьях. Такой хозяйский подход, когда при возведении крупной гидростанции думают и о сохранении природных богатств, не может не радовать. И даже, может быть, как-то смягчает горечь расставания местных жителей с насиженным углом...

Море рождалось на глазах девяти тысяч человек. Люди приветствовали его с берегов, с волнорезов, с плотины... Самосвалы исправно подвозили тетраэдры, и с каждой глыбой, сброшенной в воду, росло волнение собравшихся. Был ветер, был мороз, но люди не расходились до утра.

А утром снова начались будни. Я пришел на стройку — попрощаться с плотиной, с друзьями. Шел и спрашивал Домрачева. Саши на земле не было. Он был «на высоте», как говорят монтажники.

— Саша! — крикнул я, запрокинув голову.

Он работал на верхней площадке и услышал меня.

— Приезжай! — крикнул Домрачев и помахал рукой.

А куда приезжать — на Волгу, на Днестр?

Петр Сергеевич все так же ходил по ангару.

— Все? — сложив чертежи, он стиснул мне руку.— Бывай!

По дороге шли грузовики, так же плотно и тесно, почти боками терлись. Я уже понимал: этот — к Домрачеву, этот — к Стародубцеву.

— Садись, подвезу.

— Вася?!

Он уже обжился в машине: прямо перед рулевым колесом, так, чтобы было удобнее, лежали сигареты и спички, в дверном кармашке — учебник водителя второго класса, на сиденье — транзистор, у ветрового стекла — фотография смеющейся девчонки.

У откоса он притормозил, давая мне возможность последний раз взглянуть на плотину. Там работал Сашка — все выше и выше, вырастая вместе с ней. Там писал на шкафчиках Петр Сергеевич, и мел крошился в его руках.

— Только до вокзала не смогу,— сказал Вася Васильев.— Работа.

Сегодня Чебоксарская ГЭС уже дает ток. В XI пятилетке вступят в строй все агрегаты этого гидроузла, и на земли Нечерноземья хлынет мощный энергетический поток.

А. Лоскутов, наш спец. корр. Чебоксары, Чувашская АССР

«С такими людьми только и работать: если надо — горы своротят. Их мужеству, выносливости и стойкости можно позавидовать. Особенно храбро дерутся морские пехотинцы. Настоящие орлы...»

Эти слова Леонида Ильича Брежнева приводит в своих мемуарах «Испытание огнем» генерал-полковник М. X. Калашник. В беседе с ним в политуправлении Черноморской группы войск Л. И. Брежнев высоко оценил героизм защитников Новороссийска в грозные сентябрьские дни 1942 года. Рассказывая о боях в районах Глебовки, Молдаванского, на перевале Волчьи Ворота, Л. И. Брежнев отметил мужество морской пехоты, сдерживающей при поддержке артиллерийской батареи старшего лейтенанта В. И. Лаврентьева в несколько раз численно превосходящего противника.

Подвигу этой батареи посвящается наш очерк.

Они смотрели на горы, проступавшие в утренних облаках все яснее, отчетливее. Темные пятна скал, зеленые склоны в прорывах лучей солнца — будто из пелены далекой дымки возникала для них осень 1942 года.

За спиной, у синего моря, лежал оранжевый город. Оттуда поднимался тихий рабочий гул, прорезаемый свистками тепловозов у цемзавода и гудками судов в порту. Где-то далеко внизу под вечный шелест листвы текли по улицам Новороссийска пестрые толпы людей, мелькали бескозырки моряков

Сейчас, в этом безмолвии кавказского предгорья, уже не верилось, что всего час назад там, в шумном людском водовороте у автобусного вокзала, летели выкрики «Кому на «Малую»?», «Кому к «Волчьим»?» Никто не удивлялся этим словам — названия остановок были привычны, так же как и аллеи города, перекрестия мачт в бухте и это безмерное осеннее небо. Только одни они, сражавшиеся в здешних местах, молча переглянулись. Потом уже комендор батареи на перевале Волчьи Ворота, защищавшей Новороссийск, Семен Кузьмич Мельников сказал мне, что, как только услышал название остановки, сразу в груди заныло.

Их вез тряский автобус, оставляя за собой пыльный хвост, и они притихли, приникнув к окошкам прежнее, пережитое туманило глаза. Они сошли на остановке «Волчьи Ворота» К знакомой им вершине взбирались по едва пробитой тропе, не спеша, обходя крутые подъемы, перекуривая. Хотя эта гора не так уж высока, как рисовалась в рассказах батарейцев, но давалась она ветеранам нелегко. Особенно трудно поднимался Семен Кузьмич, припадая на одну ногу, смахивая со лба крупные капли пота.

— Не то что раньше, Семен, не пробежишь за водицей вниз к родничку да вверх под пулями с полным ведерком,— грустно подшучивал друг-батареец Василий Иванович Безвесил.

Мельников жадно курил частыми затяжками, тряс своей седой чубатой головой, приговаривая «И-и-эх, надо же, будто вчера все было-то, аж не верится». Он снова и снова оглядывал невысокие кустики, лохматящиеся по склонам, заплывшие землей, заросшие окопчики и ямины от бомб, словно хотел узнать ту высоту военных лет, где держала оборону батарея старшего лейтенанта Лаврентьева.

Сам командир батареи Венедикт Иванович Лаврентьев стоял лицом к горам, подставив грудь прохладному ветерку,— прижало немного сердце. Перед глазами катились кудрявые зеленые холмы, схваченные уже золотом осени, и над всем этим спокойствием виделись ему черные шапки разрывов.

Мельников, пройдясь по заросшей травой площадке, копнул носком ботинка землю и, тяжело наклонившись, поднял ржавый кусок рваного железа.

— Смотри, Венедикт, осколок.

— Чего же удивляться, ими тут вся вершина нашпигована, сколько бомб и снарядов на этот пятачок немец кинул — не счесть.

В те тяжкие дни сорок второго года здесь, на подступах к Новороссийску, занимала позицию батарея 31а— «ключевую позицию», как потом отметят в документах.

Вот уже сутки, надрывно урча и громыхая гусеницами, тягачи тянули два 152-миллиметровых орудия с береговой батареи на Мысхако. Под тяжелыми орудиями горели полозья, оставлявшие сзади борозды в асфальте. Они медленно двигались — каждое за двумя тягачами,— пропуская воинские части, зачехленные пушки, машины с боеприпасами. На дорогу выходили станичники с нехитрым угощением, а в глазах был немой вопрос «Что с городом-то будет7»