Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1982 год

— Ну... о борьбе.— Я предпочел более динамичный, на мой взгляд, аспект проблемы.

Литвинов выдвинул ящик стола, достал газету:

— Вот очень коротко самая суть понятия «борьбы».

Это был номер «Закарпатской правды» двенадцатилетней давности — за 28 мая 1970 года. Я пробежал глазами обведенную карандашом заметку:

«Несколько дней не прекращались дожди... Разбушевавшаяся вода на перегоне Королево — Рокосово размыла железнодорожное полотно протяженностью до 200 метров; на этом месте образовалась пятиметровая воронка. Несколько суток не уходили отсюда люди. Они отстаивали путь от размыва, а когда вода отошла, начали восстанавливать железнодорожное полотно...»

— Дело, как видите, нелегкое, а зачастую и опасное,— сказал Литвинов.— Легче всю жизнь защищаться от паводков, чем один день бороться с ними.

— А что конкретно называется защитой?

— То, что мы делаем изо дня в день и круглый год... А конкретно — строительство и эксплуатация водозащитных и противопаводковых сооружений.

— Вы не могли бы рассказать подробнее?

— Я вам, пожалуй, лучше покажу. Каким вы временем располагаете?

Вопрос, как выяснилось тут же, не был праздным. Ибо в хозяйстве управления — весь грандиозный лабиринт больших и малых рек бассейна Тисы и десятки озер, среди которых знаменитый памятник природы Синевир. И еще сеть каналов протяженностью почти в пять тысяч километров, и одиннадцать искусственных водохранилищ... То есть практически вся закарпатская вода — наземная, подземная и даже та, что в облаках, клубящихся над горными вершинами, поскольку может хлынуть ливнями и вызвать паводок.

Есть и земля, ее сравнительно немного, но труд в нее вложен большой — около ста пятидесяти тысяч гектаров сельскохозяйственных угодий на осушенных и орошаемых площадях.

И наконец, инженерные сооружения: сотни километров водозащитных дамб, береговых и русловых укреплений, десять мощных насосных станций, которые во время паводка перекачивают полую воду с затопленных полей обратно в реки, несколько тысяч самых разных гидротехнических устройств — шлюзов, плотин, водозаборов и т. д.

— Времени, думаю, достаточно,— неосторожно сказал я.— Целая неделя.

— Тогда поехали.— Литвинов встал из-за стола.

И мы поехали. Ехали день, ехали два, останавливались, шли пешком по песку и траве, поднимались по лестницам и карабкались по откосам, продирались сквозь заросли прибрежных кустарников, прыгали по болотным кочкам и балансировали на скользких валунах, омываемых прозрачными струями... Литвинов, судя по всему, задался целью показать все существующие в Закарпатье устройства и приспособления для управления водой и укрощения ее во время паводков. Замысел вряд ли был осуществим. Но для Литвинова вполне логичен. Как же иначе мог он показать размах работ людей своей профессии и результаты вековых трудов, начатых еще в те времена, когда какой-то закарпатский пахарь провел сохой первую борозду в пойме реки, засеял ниву и понял, что она нуждается не столь в поливе, сколь в защите от воды?

Словом, Литвинов знал, что делал. Однако неспециалисту не так-то просто было правильно оценить все то, что ему показывали...

Да, он видел насосные станции, сверкавшие на солнце стеклянными сквозными стенами, словно огромные аквариумы. Видел бетонные и каменные шлюзы. Видел железные заслонки-водовыпуски, многие из которых установлены еще в прошлом столетии.

Но голубые длинные каналы с оплывшими травянистыми берегами отличались от речек лишь прямизной, а водохранилища походили на озера. Дамбы казались прибрежными валами, намытыми рекой и поросшими цветистым разнотравьем. Береговые лесонасаждения выглядели обычными рощицами и перелесками.

Береговые укрепления, собранные из бревен, отшлифованных водой, подпорные стенки, выложенные из «рваного» карпатского камня, откосы, облицованные бетонными плитами и разлинованные в клетку строчками травы, пробивающейся через стыки,— все это было очень красиво и напоминало не инженерные сооружения, а декоративные элементы, врезанные в пейзаж талантливыми архитекторами.

Секрет такого восприятия кроется, видимо, в высокой производственной квалификации здешних водохозяйственников и мелиораторов, в их искренней любви к природе. Их работа не искажает естественного ландшафта. А посему не только не бросается в глаза, но зачастую вовсе незаметна — неопытному взгляду, разумеется.

Масштабность деятельности закарпатских водохозяйственников и, что самое главное, жизненную необходимость ее можно по-настоящему прочувствовать и осознать лишь в тех местах, где работа еще не сделана и где разрушительная сила воды проявляет себя беспрепятственно. Проезжая по Закарпатью, мы видели эти места: заболоченные паводками и еще не осушенные поля, на которых растут бурьян да осока, а могла бы колоситься пшеница; подмытый и обрушившийся берег горной речки; язва ветвистого оврага, разъедающего голый склон; оползень, как ножом обрезавший дорогу; покинутый хозяевами домик, к крыльцу которого вплотную подошла вода...

Литвинов был неутомимым и эрудированным гидом. Он знал всю область как свою квартиру. Но видел все, что проносилось мимо нас в окне машины, сквозь призму профессиональных интересов. Казалось, его оставляли равнодушным зеленые шпалеры виноградников под полыхающим в зените солнцем и полумрак горных лесов, переливы радуги над водопадами, петли дорог на уходящих в небо склонах и стены древних крепостей...

— Изящная церквушка,— замечал я иногда.

— Да-да,— подхватывал Литвинов и тут же добавлял: — Этой весной ее по паперть затопило.

И так он комментировал все окружающее. Мы подъезжали, например, к автодорожному мосту, легко и плавно вознесшемуся над рекой. Литвинов тронул меня за плечо:

— Смотрите, это новый мост. Старый в прошлом году снесло паводком...

На деревенской улице, похожей на музей сельской архитектуры, Литвинов говорил:

— Эту деревню в семьдесят четвертом залило по окна. Тогда в области пришлось эвакуировать четыре тысячи двести человек...

На полпути из Хуста в Тячев он неожиданно сказал шоферу:

— Тормозни! — выскочил из машины и показал на асфальт перед бампером: — Вот тут, на этом самом месте, во время паводка семидесятого года мы взорвали шоссе. Оно работало как дамба и подпирало воду. А не взорвали бы, вода пошла бы в село Вышково. Вон оно, видите?

Но вдруг Литвинов приоткрылся с иной стороны:

— Смотрите, слева Черный Мочар. По-русски — Черное Болото.

Я взглянул и увидел: на «болоте» зелеными волнами до горизонта переливались под ветром колосящиеся зерновые.

— Двадцать лет назад здесь действительно было болото,— сказал Литвинов.