Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1982 год

Штормит... Третьи сутки штормит. Косые лучи осеннего солнца мечутся по рваной поверхности моря. Ветер гудит, а тугие короткие волны накидываются на стальной остров: вползают вверх по ярко-зеленым сваям, покрытым твердым, как корунд, ракушечником; снова и снова с шипением наступают, заходя одна за другой, и кажется, вот-вот слизнут вахтовое хозяйство морских монтажников.

В который раз, оторвав взгляд от волн, оглядываю весь этот островок, двадцать на сорок метров, и понимаю, что работать в такой день нельзя — нельзя стропить, поднимать сваи из труб, сваривать их. По инструкции нельзя. А между тем это обычный бакинский норд, нормальный для осеннего Каспия. Свыше двухсот дней в году официально отмечаются здесь как штормовые...

Вижу, как ходят вокруг нас суда, кружатся, а причалить не могут. Подойдут и снова поворачивают, уходят за остров Жилой, чтобы отстояться. И тоже ждут. А на этих судах вспомогательного флота — сваи, цемент, продукты, табак...

Самое главное — табак. По этому поводу сегодня утром бригадный повар Виталий Григорьевич Чистяков, в годы войны ходивший юнгой на водовозном танкере в порт Шевченко, сказал, ставя на стол пустую жестяную банку из-под томатной пасты: «Не-ет, хлопцы... Когда я ходил на пароходе, мы окурочки за борт не бросали. А собирали их, вот!» И он постучал пальцами по блестящей жестянке. Парни переглянулись...

Парни — это монтажники из комсомольско-молодежной бригады Виктора Татьянина, ребята, в основном пришедшие на морской монтаж после службы в армии. Я заметил, Виталий Григорьевич вроде как бы за старшего на этой вахте. Не по должности, а просто так старший. По жизни. Почти всем здесь, кроме, пожалуй, бригадира Татьянина и начальника участка Дадашева, он в отцы годится.

— Как ты подбираешь людей в бригаду? — спросил я Виктора Татьянина уже после шторма, когда работа на блоке снова заладилась.— Вода, глубина, высота. Вахтенная работа... неделями в море. В таких условиях крепкие люди нужны...

— Как подбираю? — переспросил Виктор и на полминуты задумался.— А так — нравится, как работает, того и беру. Принцип простой...

И тут же он обернулся, словно чувствуя спиной своего парня, кивнул на Сашу Бизякина. Тот только что обошел шлифмашинкой стык до блеска. И сразу кинулся помогать газорезчику подкантовать кислородный баллон. Все в темпе, в темпе.

— Вот видишь? — сказал Татьянин. — Сам ищет себе работу. Такой человек всегда нужен.

— Люблю работу с металлом! — заметил Саша Бизякин, тряхнув монтажной каской.— Почти из ничего получается что-то.

Только это я и услышал от него: Саша уже торопился к подъемному крану. Я знал, что отец Бизякина, Николай Васильевич, тоже монтажник. Работает на сборке таких вот блоков на берегу. Тоже металлист.

...А пока мы смотрим на шторм, который с упорством наседает на наш островок посреди моря. До берега километров сто двадцать. Где-то в той стороне чуть виднеется за пенными волнами эстакадная нитка Нефтяных Камней.

«Хозяин» нашего островка — тридцатилетний начальник участка Алиаскер Дадашев. Три дня назад меня и Дадашева высадил сюда катер вспомогательной службы «Галс», мягко чокнувшись о причальную стенку с навешенными автопокрышками. Был абсолютный штиль. Радовались мы чистоте и стекольной глади моря. Сотни чаек белели на воде как яичная скорлупа.

Теперь Алиаскер, виновато улыбаясь, то и дело заходит в прорабский балок, подсаживается к полевой рации и, нажав тумблер, дает позывные. Очень тихий от природы голос его, наверно, едва слышится в штормовом эфире. «Воевода-1». «Воевода-1»... Я — «Воевода-16»... Дайте мне погоду на завтра...»

Алиаскер медленно кладет трубку и опять виновато глядит в мою сторону. Совестно ему. И за плохую погоду, и за резкую информацию по эфиру. В ответ информаторше он улыбается. Дескать, сами видим, что нет погоды, а вот когда будет? У нас тут товарищ приезжий, так ему бы хотелось на нашу работу посреди моря взглянуть...

Полное его имя Алиаскер Рашид оглы Дадашев. Сухой орлиный профиль, словно с монеты древней чеканки, густая шапка волос, сильно простроченная сединой. В море, я заметил, люди рано седеют... Десять лет проработал Дадашев на месторождении «Банка Макарова». Строил эстакады, технологические установки для переработки добытой нефти. А родился и вырос Алиаскер в деревне. Десятилетку кончил в деревне. Институт — в Баку.

Смотрим мы с ним на шторм, опершись на ограждение из металла. Подрагивает основание от ударов волн.

— Самое главное — иметь терпение,— говорит Дадашев, кивая куда-то на край земли, в сторону ветра. С трудом улавливаю его слова, что-то понимаю по артикуляции губ. А он продолжает также в сторону ветра:— Ожидание... Учитывая прогноз, выбрать оптимальный вариант...

Одиннадцатый год мотает его по морю, по свайным островам, по эстакадам. Неделю дома, неделю в море. А то и две или три. Всякое бывает. К морю приторочен как седло к скакуну. А на берегу — семья, трое детишек.

— Как попал на глубоководное? — спрашиваю.

— Сказали, пойдешь сюда. Поставишь блок. Мы тебе доверяем...

Начальнику монтажного управления Альберту Арменаковичу Авакову в тот день было не до меня. К полудню он проводил, кажется, уже четвертую по счету летучку. Крупное лицо его выглядело уставшим.

За спиной хозяина кабинета висела акварельная картинка: в море стояла конструкция из двух одинаковых блоков, крепко упиравшихся в дно и перекрытых, как потолком, общим настилом. Аваков тихо беседовал с людьми.

Снаружи доносились приглушенные шумы: клокотание тракторных дизелей, шипение газорезных аппаратов, редкие, недолго звучащие ударю кувалды по металлу. Здесь, на отбитом у моря клочке насыпной апшеронской земли, шла напряженная работа.

Очередная летучка кончилась. В кабинете остались Дадашев и главный инженер управления Аяз Мамедович Санманлы, молодой еще, худощавый мужчина с тонкими красивыми руками. Зазвонил телефон, Аваков вяло поднял трубку, некоторое время слушал. Потом заговорил глухо, надломленным голосом, как бы превозмогая усталость:

— Второй блок у нас готов. Да, полностью. Весь. Но не исправлена левая спусковая дорожка. Так что спуск отложили... Числа до пятнадцатого.

Он положил трубку и, проследив за моим взглядом, обернулся в сторону акварельной картинки. Потом встал и подошел к ней.

— Наше глубоководное основание,— тихо сказал он.— Стоять будет на глубине сто метров. Наверно, слыхали, первый блок мы в марте столкнули. А второй — вот он...

Из окна метрах в трехстах виднелась конструкция, выкрашенная в ярко-зеленую краску, сваренная из труб большого диаметра и похожая на опрокинутую табуретку. Ножки ее, обращенные к морю, возвышались над берегом метров на сорок. Лежала она на двух стапельных дорожках, уходящих под воду.