Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1982 год

Между тем старинные хроники Вале и соседнего Пьемонта в Италии полны упоминаний о боях коров в горах или, верней, при подъеме на альпажи, когда хозяева сводили их в одно стадо. И по сей день, когда коровы попривыкли друг к другу, их сгоняют в одно место, и они тотчас же начинают выяснять между собой отношения. Самая сильная становится королевой стада, а остальные вынуждены ее слушаться. Королева — главный помощник пастухов на альпажах.

— Когда же все это происходит? — спросил я.

— Между святым Жаном и святым Петром, месье. Примерно через месяц.

Я узнал далее, что в конце мая, когда коровы подъедят все сено в хлевах, их гонят к так называемым «майенам» — своеобразным коровьим городкам на склонах гор, где много свежей травы. А к концу июня сходит последний снег и на альпажах. Там тоже появляется хорошая трава — для коров настоящее раздолье! Альпажи заранее делят между деревнями, определяют, сколько на каждом из них можно держать скотины и какое время.

Когда рано утром я заглянул к Вальтеру, он был уже давно на ногах — успел подоить своих коров, напоить их, задать корм.

— Коммуна назначила меня старшим пастухом на альпаже Тсате,— сказал он.— Я и помощников себе подобрал, троих парней из соседней деревни.

Бои в пути

Через месяц я снова приехал в Валь д"Эран. Над ослепительно белыми вершинами синело небо с редкими барашками облаков. В окнах шале пылали в лучах солнца настурции и герань.

Дверь в шале Вальтера распахнута настежь, но дома никого не было.

Вскоре вернулась от соседки мать Вальтера, и я узнал от нее, что коров сегодня перегонят на альпаж Тсате. Три недели они провели у майенов, травы там осталось мало. Смешивать их начнут часов в одиннадцать.— Будь я помоложе, так поднялась бы вместе со всеми до самого Тсате, — сказала она с сожалением.— День-то какой хороший!

Я двинулся по указанному пути. За последними шале началась коровья тропа, которая упорно ползла вверх. Прорезав залитый солнечным светом аролловый лес, она вывела меня на опушку, где начинались заросли можжевельника, брусничники. Кое-где видны были ровные истоптанные участки — места отдыха для подымающегося в гору скота. С каждой новой сотней метров менялся пейзаж, суровее становились скалы. На смену лилиям, росшим у подножий замшелых валунов, пришли рододендроны, а еще выше желтые крупные цветы горечавки. Все явственнее ощущалось стылое дыхание ледника.

Наконец я вышел на край просторной впадины на склоне — своего рода естественной арены, фоном которой служили красивые заснеженные колоссы во главе с Пинь д"Аролла. Положив на землю сумки со снедью, сидели за вязанием, толковали о своих делах женщины. Рядом играли дети. В сторонке, гремя колокольчиками, мирно паслись телочки, и мир этот лишь изредка нарушали короткие притворные стычки между ними.

А мужчины «сводили» коров, пригнанных от майенов. Важным этим делом руководил дядя Вальтера. Огрызком карандаша он вычеркивал из зеленой тетради имена буренок и пеструх, которые уже закончили бои. Взмокшие от беготни пастухи сводили очередные пары, умеряя их боевой пыл ударами палок. Коровы, не спуская друг с друга темных навыкате глаз, нервно срывали тут и там пучок запыленной травы, протяжно мычали. По их спинам пробегала дрожь.

Сводить старались равных по силе животных. Бои были скоротечными, нехватку, как правило, проигрывала та из коров, которая была легче весом. Отыскивая точку опоры, она цеплялась всеми четырьмя копытами за камни и кочки. Стоило ей чуть податься назад, как этим спешила воспользоваться соперница. Бедняге ничего не оставалось, как пуститься в бегство.

Все шло раз и навсегда заведенным порядком.

Альпаж Тсате

Королевой, как и следовало ожидать, стала Мирей. Когда она завершила свой победный бой, женщины уже положили в сумки вязание, зашнуровали ботинки на ногах детей, вытерли им носы. Стадо двинулось вверх по тропе — туда, где его ждали летние хлева.

Возглавляла шествие Мирей. Голова и спина у нее были украшены гирляндами цветов.

— Такая у нас традиция,— объяснял Вальтер, когда я догнал его.— На альпаж стадо ведет королева.

— Сколько же будет под твоим доглядом коров?

— Семьдесят шесть. Да еще сотни две овец, коз и поросят...

Наконец часам к пяти стадо поднялось на альпаж Тсате. На высоте 2400 метров, у подножия замшелой скалы, я увидел сложенное из камней жилище пастухов, хлева, просторные загоны, колоды с водой. Волнами стлалась под ударами ветра изумрудно-зеленая трава. Хлева были заранее вычищены и выметены. Вдоль хижины высилась аккуратная поленница из светло-коричневой ароллы — дрова доставили сюда весной на тракторе.

— Загляни,— предложил Вальтер, открывая передо мной дверь хижины.— Нам здесь жить все лето.

Я вошел и осмотрелся. В тесном помещении с низким потолком крепко пахло сыром, овечьей шерстью. По углам стояли застеленные одеялами кровати с подушками. Пастухи уже покидали на них свои рюкзаки. На столе под окном груда тарелок и кружек, ножи и вилки, дощечки для резки сыра и хлеба. У самой двери лопаты, косы с короткими кривыми держаками, жестяные подойники. Тут же одноногие табуреты с двумя ремнями по краям сиденья. Готовясь доить коров, пастух застегивает ремень под пахом: и табурет всегда с ним, и руки свободны.

К семи утра скот выгоняют на участок пастбища, обнесенный проволокой с пропущенным по ней слабым током от аккумулятора. К полудню стадо возвращается к хлевам на водопой. Самое время перекусить, и пастухи садятся за стол. На нем всегда вволю молока, творога и сыра. Затем буренок снова выгоняют на пастбища. В конце дня вторая дойка. Работы подходят к концу лишь к девяти часам вечера. И так все лето!

— На соседних альпажах кое-где проложили вниз молокопроводы из пластиковых труб,— заметил Вальтер.— Это облегчает работу. Но молоко-то теряет вкус...

В пристрое к хижине сиял медным нутром шодье — громадный котел, висевший на подвижном кронштейне. Стояла в углу веселка для размешивания. На столе из некрашеных досок высилась груда полотняных тряпок. Полки вдоль стен были забиты круглыми, пустыми пока формами. Тут же, под рукой, стояли ларь с солью, банки с пищевыми красителями.

Раньше по всей Швейцарии молоко створаживали с помощью сычужины — вещества, добываемого из желудка двухнедельного теленка, но сейчас используют фабричную закваску. При нагреве молока важно, чтобы оно не подгорело,— и шодье часто отодвигают в сторону от костра, разводимого под его днищем. Сыровар завертывает створоженную массу в полотняные тряпки и укладывает в формы под слабый пресс. Сыворотка понемногу стекает, ее скармливают поросятам, и на полках один за другим появляются круги сыра весом 6—7 килограммов. Их тщательно натирают солью.