Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1982 год

А прямо под нами лес, за ним река, из-за невысокой сопки выглядывает пионерный поселок строителей, он же Старый город.

Когда мы спускаемся вниз, поселок на время исчезает. Лес, река, мост и на той стороне железнодорожная насыпь, шпалы, рельсы. Самые обычные, особенно на глаз горожанина, привыкшего видеть их ежедневно. Малый БАМ. Единственное отличие этой дороги от прочих — чистый «новенький» цвет еще не закопченного щебня насыпи. И то, что эта дорога здесь, в Нерюнгри.

Автобус въезжает в поселок. Шофер глушит мотор. Мы в административном центре Старого города, а значит, и стройки.

Каждый раз, попадая сюда, я испытываю ощущение, будто во мне переключают напряжение на более высокое. Возможно, это из-за контрастов между тишиной, величием древних гор и сверхсовременной, сверхмощной техникой, текущей по их склонам; между вот этим обычным двухэтажным деревянным зданием управления комбината Якутуглестрой и цифрами, которые в нем легко произносят. Например: ежедневно на строительстве Южно-Якутского ТПК осваивается миллион рублей.

Летом 1978 года, когда мы, несколько журналистов, впервые попали в Нерюнгри, нашим гидом был старожил стройки инженер Борис Самуилович Теверовский.

— Вот ваш сопровождающий,— сказали нам в горкоме.— С комбината Якутуглестрой, они тут многим ворочают.

Минут через пятнадцать мы уже стояли на краю огромного многоярусного карьера. Солнце било в лицо, и противоположный край карьера казался черным. Я прикрыл глаза от солнца, но ничего не изменилось. Среди бурого и серого камня поблескивала гладкая черная стена.

— Это что же, уголь? — осторожно спросил я.

— Да, пласт «Мощный». Толщина до пятидесяти метров!

Теверовский смотрел на нас, ожидая реакции. Мы вежливо закивали головами, он улыбнулся и добавил:

— Для справки могу сказать, что промышленные разработки ведутся и на пластах в пятьдесят сантиметров. Под нами, в этом пласте, миллионы тонн, а под ним еще около двадцати пластов. Основные работы сейчас идут не на этом карьере. Промышленная добыча угля начнется с дальних склонов горы...

Ощущение, что мы едем по горе, постепенно проходило. Скорее под нами была довольно обширная площадка, заросшая лесом. Подъемы и спуски плавные, дорога накатанная. Сверху виден Старый город, на окраине его большой расчищенный квадрат земли, другой, побольше, под самой горой.

— Дальний квадрат — это площадка под строительство завода крупнопанельного домостроения (КПДС). А ближняя под нами площадка для строительства обогатительной фабрики. Добытый уголь будет обогащаться и в виде угольного концентрата вывозиться. Угли более низкого качества будем сжигать на Нерюнгринской ГРЭС. К заводу подведут железную дорогу,— поясняет Теверовский.

...Я приезжал в Нерюнгри еще дважды и испытывал ощущение, с каким" смотришь на экран, где за несколько секунд распускается цветок или стебель пробивает землю. Через год, стоя на той же горе, я видел сквозные металлические конструкции завода КПДС, а под горой уже стояли железнодорожные составы. А еще через два года ходил по грохочущим, обдающим горячим влажным паром и машинными запахами цехам завода. Очертания же строящейся обогатительной фабрики заметно приближались к тому макету, что я видел в управлении комбината.

Лес вдоль дороги кончается. Мы едем в прорубленном каменном коридоре. То слева, то справа встают стены бурой породы.

— Представьте гигантское блюдце, на котором лежит все, что вы видите,— порода, земля, лес, практически вся эта гора,— говорит Теверовский.— И блюдце под ее тяжестью как бы просело в землю, только края прощупываются. Примерно так располагаются угольные пласты. Сейчас они глубоко под нами, а по краям горы, у склонов, почти выходят на поверхность. Но до этого «почти» тоже приходится добираться не без труда. Сейчас сами увидите...

Под ногами снова развороченная земля — в чаше карьера груды камня, щебень, серая пыль, стены карьера разлинованы продольными полосами бурой, серой, коричневой породы. На дне ворочается экскаватор, стоят машины незнакомых мне конструкций.

— Бурильные установки,— объясняет Теверовский.— Готовят шурфы под взрывчатку.

Взгляд неудержимо притягивает панорама гор, открывающаяся сверху. Верхушки самых дальних как бы растворены в синеве, очертания их лишь угадываются. Странно видеть среди зелени лиственниц под ярким синим небом белые снеговые шапки вершин. Веками не знавшая человеческого глаза тайга...

Уже много лет специалисты размышляют над тем, где создавать новую металлургическую базу Дальнего Востока. Среди предполагаемых вариантов в последнее время все большую притягательность приобретает якутский вариант. Южная Якутия — это не только уголь. Здесь открыты мощнейшие залежи железной руды. Такое соседство — редкое явление в природе. Все под рукой — и сырье и топливо. К тому же растет город, подведена железная дорога, создается строительная база. И это еще не все. Начинают даже говорить о возможности создания суперкомплекса, объединив в единое хозяйство нерюнгринские угли и железо с медью Удокана. Похоже, что Нерюнгри станет началом еще более масштабных дел на земле Южной Якутии...

Вся гора, несмотря на красноречивые следы человеческого присутствия, оставляет впечатление довольно безлюдного места. Лишь изредка мелькало

лицо за стеклом встречной машины или мощного бульдозера. И здесь, в карьере, тоже было безлюдно. Вернее, люди есть, три или четыре фигуры двигаются у экскаватора, но глаз, привыкший к обычным размерам техники, не сразу их замечал. Крохотные, едва достигая головами верхушки гусениц экскаватора — а весь он ростом с пятнили шестиэтажный дом,— люди терялись.

Сзади взвыла сирена, я оглянулся и не увидел неба, казалось, что прямо на нас надвигалась какая-то громада: нужно было запрокинуть голову, чтобы рассмотреть кабину водителя карьерного самосвала. Верх его колеса проплыл над крышей микроавтобуса. Самосвал подъехал к экскаватору, еще раз взвыл, и махина экскаватора, неожиданно легко повернувшись на своем основании, раскрыла ковш над кузовом машины. До нас донесся грохот породы. Машина слегка присела под грузом в ожидании следующей порции.

Глядя на спокойную ритмичную работу двух гигантов, я вспоминал кадры кинохроники 20—30-х годов: сотни людей с кирками и лопатами, с тачками в безостановочном движении. Интересно было бы подсчитать, сколько сотен, а может, тысяч людей заменяют эти две машины?

То, что на Севере холодно, общеизвестно. Так же общеизвестно, что «холодно» на языке экономистов означает «дорого». Себестоимость любой произведенной на Севере продукции выше, чем в средней полосе. В том числе и за счет того, что для северян необходимо создавать особые условия жизни, которые могли бы своим комфортом компенсировать тяготы сурового климата. А сделать это невозможно, бесконечно наращивая численность населения на таких гигантах, как, например, Южно-Якутский ТПК. Здесь должна сказать свое слово трудосберегательная политика, иными словами, то, что мы увидели на разрезах в Нерюнгри: вместо колонн из десятков обычных самосвалов несколько 120-тонных БелАЗов, вместо десятка средних карьерных экскаваторов один сверхмощный. То есть вместо сотен работающих в карьерах людей — десятки.