Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1983 год

Улья — Охотск — Юдома-Крестовская Василий Галенко, штурман дальнего плавания Фото автора

Меня зовут Серхио Тапия Сепеда, к-вашим-услугам. Я здешний, из Пацкуаро, и живу тут с мамой, сестрами и братьями — Росалиндой, Иоландой, Сильвией, Фернандо и Луисом Альберто; пятеро и я — шесть. Росалинда самая старшая и самая добрая. Ей скоро восемнадцать; она учится на медсестру в Морелии, кажется, в больнице Сан-Николас, а может, и не там; она учится потому, что мама хочет, чтобы мы все чему-нибудь научились, и, значит, теперь, когда я закончил четвертый, мама сказала, чтобы я ехал в Морелию или Веракрус. Я почти совсем не знаю те края, зато хорошо знаю Апацинган, Санта-Клару-дель-Кобре, Цинцунцан, Чупикуаро, Ханицио, ну и Текуэну, Енуэн, Ла-Панкаду. Немножно знаю и Кирогу. Мне уже десять лет, а когда вырасту, я хочу стать инженером по нефти. Ачу говорит, что они получают по тыще песо в день. Неправда ведь. А вы верите? Ну все равно, чтобы стать инженером, надо много учиться. И я стараюсь учиться; в нашем классе я на третьем месте, сразу же за Эрнестиной, которая всегда на первом месте, и за Тоньей, которая занимает второе. Я учусь, а в субботу и воскресенье показываю город туристам, которые приезжают в Пацкуаро. Деньгами, которые они мне дают, я помогаю маме, чтобы она могла платить налог и покупать все, что требуется, ну, значит, еду и всякое такое. Я очень люблю Пацкуаро, и мне нравится быть гидом у туристов. Я знаю все, что надо посмотреть здесь. Я хороший гид. Вот увидите. Ну, спросите что-нибудь.

Как-то в субботу мама подняла нас совсем рано, чтобы мы отправились за дровами. Мне совсем не хотелось вставать, потому что близко дрова рубить не дают, но мне все-таки не дали поспать. Мы были с братом Фернандо, с тем самым, у которого случаются припадки и с которым мы рубим дрова уже две субботы. Мы вернулись, чтобы позавтракать нашей обычной чашкой кофе, а потом я ушел к шоссе у въезда в город. Это там, где я поджидаю туристов, у будки. Я не люблю ждать на Большой площади или в соборе, потому что там нужна сила, чтобы драться за туристов с другими гидами, которые старше меня и любят поважничать.

Когда я подошел к будке, там уже были Патросиньо, Торомболо, Рафаэль Крус, Анхелино — тот самый, который научил меня работать гидом, — и кто-то еще, точно не помню. Они говорили о том, что господин из туристского бюро дал взбучку кому-то из гидов. Мы не любим этих господ из бюро, они не хотят, чтобы мы водили туристов. Бог его знает, почему.

Пока мы болтали об этом, вдруг, бац, появляется «опель». Когда я его заметил, то шепнул Патросиньо: «Смотри, какая развалюха!» В машине была супружеская пара, а они всегда платят лучше, чем большие семейства, особенно если они не гринго (Гринго (исп.) — презрительная кличка иностранцев в Латинской Америке. Здесь и далее примеч. перев.). Гринго дают мало, они хитрые... Патросиньо бросился к «опелю», но я тоже бегу и обогнал его.

— Показать вам Пацкуаро?

Тогда господин сказал мне: «Садись, поехали!» И я сел в «опель», а когда мы тронулись, оглянулся, чтобы посмотреть на зеленое от зависти лицо Патросиньо. Я про себя засмеялся.

Первое, о чем они меня спросили,— о гостиницах, это как обычно. Я начал с самых лучших, тех, что на шоссе Америк, по пути к озеру: гостиница «Толиман» — комната на двоих за 75 песо, без питания; «Постоялый двор Дона Васко», где комнаты европейского типа; я объяснил сеньоре, что даже довольно скромные комнаты там стоят 100 или 125 на двоих. А с питанием они стоят 195 песо. Потом я назвал гостиницы в самом Пацкуаро: «Долатри» — комнаты на двоих от 35 песо и гостиница «Постоялый двор у Собора», очень милая и с белой рыбой, которую там очень вкусно готовят: 70 песо на двоих, без питания. А еще гостиница «У Цитадели», которая вам обойдется в 45 песо за комнату, где две кровати, горячая вода, телефон и где мне платят комиссионные за туристов, которых я туда провожу. Этого, понятно, я им не говорю, но гостиница, точно, неплохая. Конечно, они очень, значит, поразились, какая у меня хорошая память, но только получилось не так уж хорошо, потому что отправились они все-таки в «Дон Васко», а там мне не дают комиссионных.

Пока они заказывали комнату, относили чемоданы и все такое, я ждал у входа, играл мячиком.

Скоро сеньор и сеньора вышли из гостиницы. Теперь сеньора была в брюках и спросила, как меня зовут, я ответил, что Серхио. Я показал, как ехать к музею народного искусства. Пока мы ехали, сеньора снова задавала мне вопросы обо мне и о моей семье. Понятно, чтобы они расчувствовались и дали потом побольше сентаво (Сентаво — мелкая монета, сотая часть песо.), я сказал, что мы бедные, такие бедные, что иногда нам и поесть нечего, так я им сказал. У моей мамы есть место на площади Оан-Агустин, ее еще называют Малой площадью, где мама продает игрушки да старые газеты, которые я уже все прочитал и которые почти никто не покупает, потому что место это неудачное. Я не стал говорить им, что мой папа не живет с нами, а живет в Арио-де-Росалес. Я сказал только: у моего отца больное сердце, он не может работать, и поэтому у мамы не хватает денег, чтобы накормить нас и чтобы занять получше место на площади. Когда мы подъехали к музею, я слышал, как сеньора, повернувшись к сеньору, тихо сказала: «Они настоящие бедняки».

Управляющий музеем сеньор Вега опередил меня, начав рассказывать то, что я уже давно выдолбил наизусть: что это было здание школы, самой первой на всем Американском континенте, которая носила имя Сан Николас Обиспо и была основана в 1540 году доном Васко де Кирога, который был первым архиепископом Мичоакана. В 1580 году школа была переведена в Морелию, а теперь этот огромный дом превращен в музей, где со всей округи собраны образцы ремесленного искусства, старинные и современные: коврики, пальмовые фигурки из Цинцунцана, глиняные куклы из Тангансикуаро, фаянсовая посуда из Кукумичу... За два песо можно осмотреть шесть залов, правда, фотографировать не разрешается.

Все это дон Хесус Вега сказал, пока супруги обходили музей, и теперь он пытался объяснить, каково ему с ремонтом здания:

— Обратите внимание на самые старые стены, они слеплены из грязи и навоза.

— Из навоза? — спросила сеньора.

— Из навоза и грязи, — ответил ей дон Хесус, отвесив мне хороший подзатыльник за то, что, подумаешь тоже, я непочтительно обошелся с цветочками в газоне.

Видимо, музей супругам не очень понравился. Когда они вышли оттуда, то говорили о нем бог знает что: он будто очень запущен и что смотреть будто там нечего. Тогда я им сказал то, что как-то в школе нам объяснил Пузатик, то есть, я хотел сказать, учитель Рейес: что почти все произведения народного искусства перевезли в Морелию и в разные другие музеи. А супруги в ответ — ни слова. Тут я испугался, что Пацкуаро им не понравился, и не видеть мне моих сентаво.