Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1986 год

— Никогда не слышал ничего подобного,— сказал я.— Ты уже говорил мне о своем крике. Ты сказал, что он сводит людей с ума, гонит их убивать. Что это крик Золотого Человека.

Взгляд индейца оставался непроницаемым.

— Я сказал Гуоттаролу правду.

— Что означает этот крик? — спросил я.— Золотой Человек — это ты?

Лицо индейца передернула страдальческая гримаса. Он закрыл глаза рукой, словно боялся, что я его ударю.

— Нет! — крикнул он.— Нет!! Нет!!

Мне стало стыдно. Я понимал, что не имею права задавать ему такие вопросы. Что вторгаюсь на чужую территорию. Но остановиться не мог. Не праздное любопытство руководило мной. Потребность узнать и понять.

— Значит, Золотой Человек — твой бог? — спросил я.— И в тебе говорит голос твоего бога? В этом значение крика? Он голос бога чибчей?

Индеец медленно отнял руку от лица.

— Я не знаю,— сказал он.

В его глазах стояли слезы. Человек, который еще вчера разил своих врагов и рвал их на части, плакал передо мной безутешно, как малый ребенок.

Я не мог продолжать беседу. Жалость и смущение овладели мной. Никогда еще я не видел индейца таким подавленным. Мне пришло в голову, что он — пусть по-своему, примитивно — не меньше меня ранен вчерашним событием. Речь, конечно, идет о внутренних ранах, ранах сердца и души, что могут быть столь же страшными, как разбитый череп Сэма Кинга.

И все же индеец заговорил:

— Я сказал Гуоттаролу правду,— произнес он, всхлипывая.— Я сказал ему, что знаю и чего не знаю.— Он взял себя в руки. Посмотрел мне в лицо невидящими от слез глазами.— Но это еще не вся правда, которую я знаю. Есть еще та, которую не знаю. Мы поговорим об этом. Может быть, завтра?

Тон его был одновременно уверенным и просительным. Словно он предлагал отсрочку ради нашего общего блага. Я не понял его, но согласился. Кивнул. Он повернулся и ушел.

27 апреля

В полночь — неужели это было всего час назад? — я почувствовал первые слабые дуновения легкого ветерка. Теперь ветер уже надул наши паруса. Туман рассеялся. Под темным, усыпанным звездами небом моя «Судьба» плывет на восток.

Я многое узнал в последние шестьдесят минут. Это время я провел с индейцем, мы доверительно беседовали на юте. Никто не мешал нашему разговору.

Индеец начал так:

— В нашу первую встречу ты спросил меня, кто я такой. Я сказал тебе, что был слугой испанского губернатора. Это правда. Позднее я сказал тебе, что убил его. Это тоже правда. Но я сказал тебе не все. Тогда было не время. Я сказал тебе лишь то, что знал, но есть и другое. Я не сказал тебе то, чего не знаю.

Он замолчал. Я не прерывал его молчания. Мне было ясно, что говорит он искренне, тщательно подбирая слова. Я хотел дать ему выговориться. По его виду я понял, что он долго вынашивал свою правду, нашел ее и решил поделиться с другим человеком. Молчание — важная часть такого рассказа. Только мелкие реки журчат не умолкая.

— Я не знаю, кто я такой,— продолжал индеец.— Я знаю мое имя и место, где я родился. Кристобаль Гуаякунда. Из долины Согамосо. Из народа чибча. Это я знаю, и это я сказал тебе. Но что это значит, я не знаю.

После этого, заранее обдуманного вступления он одним духом рассказал всю свою историю.

— Гуоттарол, правда в том, что я ничто. Инки покорили мой народ за сто лет до прихода белых людей. Они сожгли наши дома и забрали наши земли. Я сказал, что мы гордый народ. Наша гордость — это гордость мертвецов. Мы призраки, тени, мы то, что из нас сделали наши враги. Да что говорить, даже название нашего племени — чибча — не настоящее. Кажется, нас зовут муиска, но никто не знает наверняка. Чибча нас называли другие — потому что нашего главного бога мы называли Чибчачум. Подумай! Нас стерли с лица земли как людей, нас знают только по издевательскому прозвищу нашего бога! Мы перестали существовать. Мы стали тенями. Потом пришел Кортес с белыми людьми на белых лошадях. Он поработил наших поработителей. Мы стали прахом праха, который топтали его конкистадоры. Тени теней, призраки призраков, забытый народ, привидения из снов других народов! Может быть, скажешь, что человек может восстать из такого пепла? У каждого человека есть свое пламя в костре его семьи. Я однажды хвастался перед тобой моими Золотыми Отцами... То была похвальба человека, который называет своих предков «золотыми», потому что не знает их во плоти. О, из этого много еще чего следует! Из этих бесконечных пустых разговоров о золоте и золотых... Но я еще скажу об этом позже. Этому научил меня ты. И прежде всего — пониманию, что такое золото.

Повернувшись ко мне, он широко развел руки, словно прося о помощи.

— Ты понимаешь, что я — ничто? Даже мое имя — ничто! Кристобаль Гуаякунда. Это имя мне дали испанцы. Их священники облили меня водой. Вода не оставляет следов. Что я вижу, когда смотрю в зеркало? Только то, что они называют «Кристобаль», а ты называешь «индеец». Я часто слышал, как ты произносишь это слово, когда кричишь на своего мальчика с петушиным пером на шляпе. Этот «Кристобаль», этот «индеец» — я не знаю его! Кто он такой? Он ненастоящий человек, он тень, отбрасываемая его хозяевами!

Меня глубоко потрясли его слова. Признаюсь, что они меня и удивили. И не умом, очевидным в его самооценке,— я всегда считал его неглупым человеком, несмотря на дикарскую внешность,— а силой и выразительностью речи.

Я обратился к нему как можно более дружески.

— Послушай,— сказал я.— Человеку нужны корни. Знание истоков придает ему силы. Но человек не дерево. Мы можем делать себя сами. Ты думаешь, я родился таким, какой я сейчас? Командиром других? Великим предводителем? Я не принц. Мои отец и мать...

— Я думал, ты бог,— сказал индеец.

Меня затрясло от кашля. Казалось, мое истерзанное лихорадкой бренное тело восстает против такой чудовищной нелепости.

— Бог? — каркнул я.— Посмотри, видишь кровь у меня на ладони? Это кровь из моих легких, сгнивших за годы, проведенные в тюрьме, в которую меня посадили за преступление, коего я никогда не совершал. Ты назвал себя призраком? Так вот, я даже не призрак! Король приговорил меня к смерти. Все эти годы в Тауэре — в любой день, когда бы король ни пожелал избавиться от меня, я мог быть казнен. Бог? Друг мой, я мертвец!

Я ударил ребром ладони себе по шее. Индеец проворно схватил меня за запястье.

— Он отрубит тебе голову?

— Возможно.

— Потому что ты не привез золота?

— Это одна из причин.

— А другая — убийство Паломеке?

Я пожал плечами.

— Я дал слово, что не пролью ни капли испанской крови. Невыполнимое условие. Я принял его. Приму и последствия.

Индеец не отпускал моей руки. Он сжал ее еще сильнее. В свете луны глаза его блестели безумным блеском.

— Но Паломеке убил я! Я скажу об этом твоему королю!