Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1987 год

Вскоре он вернулся, сконфуженный.

— Как,— огорчился Кпомасси,— никто не хочет приютить меня?

— Наоборот. Хотят все. Но ты будешь жить у моей сестры — она настояла. Зато остальные обиделись.

Красностенный домик Полины, сестры Адама, стоит в самом конце восьмикилометровой улицы. До соседей справа и слева — по сотне метров. Крохотная неотапливаемая прихожая. В комнатах на подоконниках горшки с геранью. Радиола на низком столике. У огромной софы расстелена тюленья шкура. Деревянные стены увешаны фотографиями родственников и членов датской королевской семьи.

За разговором выпили пять чашек кофе — Адам старался быть переводчиком, мешая датские и английские слова. Полина принесла большую тарелку, где лежали какие-то красно-оранжевые ремни.

— Угощайтесь. Это — матак.

В Того говорят: если слон проглотил кокосовый орех — выходит, он доверяет своему желудку. Кпомасси, глядя на угощение, веры в свой желудок не испытывал. Но он взял себя в руки. Верхний слой матака — матово-белый сочный жир — напомнил ему по плотности дыню или папайю. Зато нижний слой — китовое мясо — оказался жестким, как подошва. По обычаю, китовое мясо держат левой рукой у рта, а правой — у самых губ — отрезают кусочек, зажатый в передних зубах. Ножом при этом орудуют снизу вверх — с угрозой для носа.

Кпомасси одолел изрядный шмат мяса и облегченно вздохнул: «Очень вкусно». И тут же был наказан: хозяйка принесла добавки! Следующее блюдо — сушеная треска — понравилась бы африканцу, но Полина облила рыбу желтым кровянистым тюленьим жиром.

— Следует есть побольше жира,— пояснила она.— Это спасает от холода.

Но как бы там ни было, Кпомасси в Гренландии!

Гренландия! Гренландия!

...Путешествие это началось восемь лет назад — на грузовичке из тех, что зубоскалы в Африке зовут «лесным такси». А на деле это душегубка, слепленная из хлама, собранного по свалкам и кое-как скрепленного веревками. Холодными ночами на теплой после дневного жара крыше среди тюков и чемоданов Тэта снилась погоня — ведь он тайком бежал из дому, прикопив денег продажей собственноручно сплетенных циновок.

Его отец, электрик по профессии, придерживался старины: имел восемь жен, три десятка детей, миссионеров звал колдунами, а местных колдунов чтил и боялся. Когда Тэтэ расшибся, спрыгнув с дерева,— на него во время охоты напала змея,— отец на месяц отдал сына знахарю в лес. Обряд изгнания злых духов потряс мальчика, а еще пуще испугало желание отца отдать его после окончания школы... в ученики колдуну!

И тут Тэтэ попалась книга о Гренландии. Он читал ее знойным тропическим днем на берегу Гвинейского залива. Осовевший от жары мальчик арктические морозы воспринял как нескончаемую приятную прохладу. На обложке был нарисован человек с гарпуном — в мехах с ног до головы. Надпись под другим рисунком буквально пугала: «Эскимосские дети едят сырую рыбу». Бедняжки! Но — чудо, чудо! — автор рассказывал, что в том северном мире ребенок свободен, не связан окриками взрослых, сызмала не опутан табу. Люди там чудесно гостеприимны, и пусть нет ни деревца, кроме стелющихся карликов, зато нет и змей! Мужчины промышляют охотой и рыбной ловлей, но разве Тэта не случалось делать и то и другое вместе с дядьями? Гренландия! Слово звучало сказочно.

На «лесном такси» Тэтэ бежал к тетке в Кот д"Ивуар. Сестра отца во многих африканских племенах главнее отца: ее воля аннулирует любое его повеление. Увы, мечта о Гренландии показалась ей бредовой. Раз нет желанного благословения, надо хоть на проклятие тетки не нарваться — и Тэтэ бежал в соседнюю Гану. Там юноша пристроился боем в индийское посольство. В свободное время учил английский, не расставался с книжками, занимался заочно в парижском коллеже. Потом Кпомасси добрался до Мавритании — друзья едва удержали его от пешего перехода в Алжир через Сахару. Затем Сенегал. И наконец — Европа.

В Париже, Бонне и Копенгагене Кпомасси работал то мойщиком посуды, то чернорабочим, пропадал в музеях и библиотеках, все больше узнавая об эскимосах. Везде находились люди, которые давали приют доброму, начитанному и любезному африканцу. Последняя задержка вышла в Копенгагене: вдруг заартачился полицейский комиссар.

— Мне разрешить не жалко,— говорил он,— мне тебя, чудака, жалко. У вас в Того зимой сколько? Плюс тридцать пять. А в Гренландии — минус сорок пять. Разница! Упрямство Кпомасси победило. Выдавая нужный документ, комиссар отечески вздохнул:

— Держись там подальше от айсбергов и медведей!

Так в век космических полетов путь из Того в Гренландию занял восемь лет.

Где вы, настоящие инуиты?

— Катангоута! Завтракать!

Для пятилетней Наины, зовущей Тэта к столу, он уже «катангоута» — «мой брат» — дети быстрее взрослых свыклись с черным гостем.

За завтраком (приятный сюрприз: конфитюр, сыр) Кпомасси наблюдает, как родители потакают любым капризам малышей. (Дома у таких своевольных детей были бы мозоли на затылках!) Традиция продолжается и когда новое поколение вырастает: старики не перечат молодым, скромно устраняются от принятия важных решений. (Дома, пока жив дед, отец и его сестры не имеют настоящей власти. Кпомасси было проще представить слона, идущего по лиане, чем тоголезского старика, спрашивающего совета у своего сына.)

В Кагортоге африканец провел почти два месяца. Но с каждым днем в нем росло странное чувство, что он попал куда-то не туда. И то сказать: в поселке два каяка, то есть лишь два охотника. У причала ошвартованы датские рыболовецкие шхуны. Национальные одежды шьют полдесятка пожилых женщин, носят — десяток молодых. В поселковом клубе — танцы под японский проигрыватель. Население живет ловлей креветок и трески, государственными пособиями и присылкой денег от родственников, которые трудятся на севере острова или в Европе. Беда начинается в школе: добрые, приветливые учителя, увы, никаким традиционным эскимосским занятиям не обучают.

— Ханс, — теребил Кпомасси своего соседа,— где же настоящие эскимосы, «настоящие люди» — инуиты, как вы издавна себя звали? Где охотники и рыболовы?

— Ну, в Сисимиуте, в Туле — севернее. Там сколько хочешь эскимосов.

Невероятно, но он употребляет слово «эскимосы» как-то без особой симпатии: для Ханса, как для многих жителей юга острова, на севере живут «дикари».

12 августа Кпомасси на каботажном барке тронулся в путь на север — надо ведь найти тех «настоящих людей», которых он знал по книжкам!

Из дневника Кпомасси:

«Первая остановка: Фредериксхоб. Тысяча жителей. На дальнем конце поселка ни смеха, ни музыки. Жители сидят с подведенными животами. А дальше, в бараках между кладбищем и свалкой, ютятся парни из окрестностей — работники верфи и рыбаки с промысловых шхун. Местные чураются тех, кто бросил ради заработка родные селения: в трехстах километрах от Кагортога дохнуло моралью Севера. Но сами-то они хоть и остались там, где родились, но прежними — не остались.