Журнал «Если» - «Если», 2012 № 12

Внезапно на Эллиота навалилась усталость. Он обнаружил, что трясутся руки: сказывались подавленные эмоции, вызванные печальной участью его товарищей. Придется отложить общение с аборигенами до тех пор, пока он немного поспит.

Эллиот переключил модуль на полный автоматический режим. Затем, несмотря на измождение, отправил на Землю видеоотчет, включавший импровизированную хвалебную речь в адрес погибших товарищей. Конечно, никакой спешки не было — его репортажу в любом случае еще шесть лет добираться до точки назначения, — но эта тонкая ниточка линии связи была теперь единственным, что соединяло его с человечеством. Впрочем, его беспокоило, что на Земле могли без особой приязни отнестись к сообщению о том, как двое земных астронавтов пошли в пищу доминирующей форме жизни Незабудки. Эллиот чувствовал себя виноватым — не только из-за неотвязной мысли, что каким-то образом мог предотвратить смерть своих товарищей по кораблю, но также и потому, что, когда наконец-то прибудет спасательное судно, его отчет может сподвигнуть земных командиров на мщение.

«Впрочем, возможно, небольшая месть тут и будет оправдана», — с этой мыслью Эллиот дал отбой и без сил рухнул в свой спальный гамак.

Он проснулся через полтора часа, охваченный приступом ужаса. И вновь ему пришлось вытеснить образы смерти своих коллег на задний план, заменив их тупым сожалением о том, что он так вздорно и мелочно вел себя на протяжении путешествия.

Заставив себя сосредоточиться на текущей работе, Эллиот снова переключил УМО на интерактивный режим. Поглядев на монитор, он с радостью увидел, что мартышка по-прежнему там.

— Погоди-ка! — Вдруг Эллиот окончательно проснулся.

Это другая мартышка!

Сомнений больше не было. Разумом обладало дерево, и в его распоряжении имелось множество мартышек!

Он вновь уставился на дерево — эти глаза на стебельках выглядели вполне осмысленно. «Я не могу по-прежнему называть его просто деревом. Нужно придумать ему имя».

— Эй ты, Растение! — попробовал он сказать вслух, но тут же покачал головой. Нет, не то. Парень? Стебель? Древесина? Лесник? Вуди? [27] Игра слов: «вуд» (wood) — «лес». Он вздохнул.

— О! Может быть, Элвуд? — Эллиот кивнул. — Превосходно. Эй, Элвуд, привет!

Он подогнал робокар почти к самому стволу Элвуда. Дежурная мартышка следовала за ним и расположилась перед модулем УМО сразу же, как только робокар остановился.

Эллиот перевел взгляд с изящной мордочки мартышки на подавляющую громаду Элвуда.

Внезапно до него дошла сюрреалистичность происходящего: вот он посылает команды роботу, робот передает его послание мартышке, а та как-то сообщается с Элвудом.

— Мартышка так же замещает Элвуда, как робот замещает меня, — тихо проговорил он, кивая.

«Я разговариваю сам с собой. Плохо дело».

Прошло около месяца. Количество припасов неуклонно сокращалось, однако Эллиот, почти постоянно голодный из-за урезанных пайков, по-прежнему не мог заставить себя покинуть планету. У них с Элвудом установилось нечто вроде связи, по крайней мере так думал он. И хотя Элвуд отвечал со сводящей с ума медлительностью, но усваивал новое с исключительной быстротой. Модуль УМО пока не мог оценить степень его разумности, поскольку дерево не торопилось ее проявлять.

УМО уже покончил с арифметикой и, используя изображение ночного неба, как оно было видно с Незабудки, вовсю углубился в астрономию. Эллиот, обученный дополнять заготовленные заранее программы модуля живым взаимодействием, проводил много времени, давая дереву персональные наставления.

Однако, несмотря на все это, надвигающаяся угроза голода неотвратимо брала верх.

В день, когда он съел последний на корабле кусочек пищи, сразу же после захода местного солнца, Эллиот перевел модуль УМО в автоматический режим, чтобы тот мог давать уроки без его посредничества. Работавший на солнечных батареях модуль благодаря дешевой памяти и огромному количеству педагогов-психологов, принявших участие в его программировании, был загружен учебным материалом на столетие вперед — и это, не считая огромного архива кинофильмов, освещавших земную цивилизацию. Они с Борисом и Марком на пути сюда просмотрели множество этих лент… Уделив недолгое время воспоминаниям о своих коллегах — бывших коллегах, Эллиот принялся готовиться к собственному путешествию, надеясь, что ему не суждено вскорости присоединиться к ним. Он вздыхал, пытаясь утешить себя мыслью, что большинство людей, когда-либо живших на Земле, сейчас уже мертвы. Эллиот настроил управление кораблем на автоматическое возвращение в Солнечную систему и выход на парковочную орбиту вокруг Луны. Перехитрив систему жизнеобеспечения корабля, он организовал очень медленную утечку воздуха, и затем подготовил себе жидкий пропуск в бессознательное состояние. Он поставил полученный коктейль на пульт, пристегнулся к креслу и наконец попрощался со своим другом… поскольку теперь Эллиот считал Элвуда своим добрым другом — да что там, единственно возможным другом! «Да, несмотря на то что он съел моих товарищей!» Глядя на дерево в передний монитор, Эллиот жалел, что они так и не зашли дальше арифметики и ньютоновской механики и ему не выпало возможности по-настоящему побеседовать с Элвудом. Удивительно, но он никогда не воспринимал как друзей Марка или Бориса; да и вообще, он должен был признать, что никогда особенно не ладил с другими людьми. «Вот с деревьями — совсем другое дело»…

Он набросал записку, в которой обрисовал все, что произошло — пропустив, однако, ситуацию с деревом, Марком и Борисом. Он писал и писал, рассказывая о том, как любит исследования и ненавидит мясо, как надеется на то, что его оживят, о своих соображениях насчет того, как лучше всего защищаться против ферзевого гамбита. Затем, осознав, что просто оттягивает то, что необходимо сделать, Эллиот остановился посередине фразы.

Его губы растянулись в жесткой улыбке. Довольно промедлений. Он прикрепил записку клейкой лентой себе на грудь и сделал большой глоток.

— God dag, min venn [28] Добрый день, мой друг! (норв.) , - раздался голос над его головой. — Как вы себя чувствуете?

— Что?

Глаза Эллиота распахнулись. В них ударил резкий свет, и он скривился от боли.

— Где я? — спросил он и снова сморщился, на этот раз от ощущения банальности собственных слов.

Сверху на него глядело бородатое лицо. Немного подальше виднелось еще одно, гораздо более симпатичное.

— Вы попали на борт норвежского исследовательского судна «Слейпнир», — поведала борода.

— Точнее, вас втиснули на борт, — с серебристым смешком добавила женщина.