Журнал «Если» - «Если», 2005 № 01

Здесь фантастика, оставаясь художественным приемом, превращается в предмет изображения, отчего граница между формой и содержанием стирается до самых дыр. И сквозь них к нам проникает, кажется, дух эпохи. Может, он кому-то покажется устаревшим, варварским. Ведь это эпоха (1920—1960-е годы) войн и грез о новом мировом порядке. Да и способы мирового переустройства, которые вроде бы предлагает автор, отдают запахом дешевых пейпербэков. По числу убийств политических лидеров на страницу текста эта книга не знает равных в современной истории.

Ну а что вы хотите, это же фантастика! Здесь все выдумка от начала до конца. И требуется внимательность, чуткость и искренняя любовь к традициям жанра, чтобы разглядеть за пронафталиненным занавесом с неправдоподобно большими звездами те главные качества, которые присущи любой литературе в любую эпоху. Смелость вымысла и творческая воля изменяют мир. Литература формирует изменяющийся смысловой контекст для общества и тем самым создает условия для реальных изменений. Так было всегда, просто в фантастической современности процессы идут очень быстро.

Однако создаваемые фантастом миражи все равно остаются миражами. Это становится очевидным, когда слова переносятся в контекст, на который изначально не были рассчитаны. И выясняется, что писатель, собиравшийся изменить мир, изменил лишь себя самого.

Есть еще одна новелла в книге, которую хочется вспомнить. О редакторе Джо Кэмпбелле и о той роли, которую может вообще сыграть редактор. В искаженной реальности «Потерянных страниц» Кэмпбелл тоже создает «Золотой век» — но не НФ, а «сакральной фантастики». В духе «нью эйдж». А с помощью своего журнальчика устраивает контрреволюцию в Германии, России и Китае. Наблюдая за тем, как автор издевательски передергивает карты, мы неожиданно для себя открываем в тексте творческий метод знаменитого редактора. И главный лозунг: «Будьте фантастами. Требуйте невозможного!».

Фантастика всегда неполиткорректна. Парадоксальным образом оказывается, что Ди Филиппо вовсе не издевается над сотнями литературных и исторических персонажей, которых вовлек в свой хоровод. Он, скорее, воздает им должное и льет бальзам фантазии на застарелые язвы западного общества. Сталкивая лбами патриотичных милитаристов и моральных идеалистов, извлекает из столкновения искру творческого огня. Без которого литература невозможна. Когда все вокруг застыло в неизменности (и даже фантастика застыла в неизменности), только фантастика о фантастике помогает раскачать и сдвинуть реальность.

Сергей НЕКРАСОВ

Москва — СПб.: ЭКСМО — Домино, 2004. — 192 с.

Пер с англ. М.Пчелинцева. (Серия «Игра в классику»). 5000 экз.

Последний по дате выхода роман мэтра американской прозы — произведение не совсем обычное, создававшееся особым способом. Примерно так же были сделаны «Марсианские хроники»: писатель собрал вместе уже готовые рассказы, дополнил недостающими главами и предложил издателям. В те же времена ему пришла в голову идея написать хронику необычного семейства, среди членов которого есть люди, есть те, кто были людьми когда-то давно, а также человекоподобные существа, наделенные необычными способностями, вампиры и бесплотные призраки… Основой для книги должны были стать детские воспоминания писателя, а прототипами этих удивительных персонажей — его реальные родственники, собиравшиеся большой шумной семьей на Хэллоуин. Писательская фантазия лишь наградила их неординарными свойствами: у одного есть большие зеленые крылья, другая способна во сне путешествовать из тела в тело… Эта же фантазия выстроила огромный Дом, в котором живут изначальный паук, мышь, прошедшая полмира, и кошка, четыре тысячи лет назад захороненная вместе с фараоном. По лестницам дома бегает мальчик Тимоти — подкидыш и потому единственный в семье обыкновенный человек…

Первый рассказ об этом Доме — «Семейная встреча» — был напечатан в 1948 году в журнале. Любопытно, что иллюстрировал его художник-комиксист Чарлз Адамс — создатель знаменитой «Семейки Адамс». В течение полувека Брэдбери писал и публиковал отдельные рассказы: «Апрельское колдовство», «Дядюшка Эйнар», «Странница». И только летом 2000 года все они были собраны вместе, дополнены новыми главами и превратились в единый роман.

Получилась небольшая, но очень емкая сага о семье, жившей несколько тысячелетий, хранившей память о миллионах человеческих жизней и разрушенной эпохой всемирных войн и всемирного неверия. Разрушенной, но не уничтоженной, ведь ее представители и по сей день продолжают завывать в трубах осенними ночами и скрипеть половицами.

Андрей Щербак-Жуков

Москва: ЭКСМО, 2004. — 480 с. 10 000 экз.

Подзаголовок «Избранные произведения» на деле означает, что кроме «Шмагии» в книгу вошли три примыкающих к роману рассказа — «Старое доброе зло», «Дуэль» (которая вполне могла бы стать прологом романа) и «Принцесса без дракона». Сам же роман начинается с того, что специалист по порче и сглазу малефактор Андреа Мускулюс везет в кожевенную слободу маленького городка трех лилльских девственниц, дабы снять с них кожу для переплетных дел.

Но не спешите возмущаться жестокостью авторов и колдуна — лилльские девственницы в свой срок просто… линяют. Сбрасывают шкурку.

Дело не только в этой — ключевой — интриге. Невольно приходит на ум известная гринписовская формула: «В процессе съемок ни одно животное не пострадало». Ни один из персонажей «Шмагии» не причиняет никому вреда — напротив, все коллизии улаживаются в конце концов самым приятным образом, малефактор оказывается милейшим человеком, девственницы благополучно проходят линьку, и даже беглый демон, наподобие Бармалея из «Айболита-66», жаждет творить добро.

Снизив присущий им пафос, Дмитрий Громов и Олег Ладыженский написали забавный, добрый и культуроцентричный роман, где полным-полно всякой словесной игры и литературных аллюзий, без того оттенка самодовольства, который проскальзывал в «Нопэрапоне» и «Ордене Святого Бестселлера». Лично я прочла «Шмагию» с удовольствием, но медленно, поскольку самый смак тут не в сюжете, а в стиле. Даже стихи здесь к месту, что бывает далеко не всегда. Единственное, что мне кажется излишним — это подверстанные к роману отзывы фэнов.

Лично меня отсутствие пафоса только радует — оно означает внутреннюю свободу и способность веселиться перед лицом трагичного мира, иными словами, душевную зрелость. Как у героя «Шмагии» мага Андреа, отказавшегося от должности в Тихом Трибунале, потому что «сейчас поют слишком много баллад, где герой доблестно работает на службу, подобную вашей. А я не люблю баллады».