Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 02

Во всю длину окна — а оно было от стены до стены — тянулся обитый железом стол. К нему через равные промежутки крепились куски рельсов, выступающие за ширину стола на несколько дециметров. Вот на них-то и трудились рабочие и ученики цеха, стуча молотками с утра до вечера по железу и алюминию, делая швы: загибая один край листа за другой. В основном делали ведра и бидоны для ширпотреба. «Наше ремесло везде нужно: и в городе, и в деревне, — говаривал частенько бригадир. — Без ведра и бидона не проживешь. Ни за водой, ни за молоком, ни за ягодами не сходишь…».

Учение заключалось в наблюдении за действиями опытных рабочих: как они умело и ровно загибают кромки листов металла. А затем ученики получали свои заготовки и старались воспроизводить движения учителей. Правда, однажды, день на третий или четвертый, к Боре подошел сам бригадир: «Смотри, как делаю, и делай лучше!» И на глазах у Бори за какие-то минуты выстукал красивый, аккуратный бидон, готовый на продажу, а может, даже и на выставку. Такие выставки иногда проводились в городе. И лучшими товарами на них были частенько изделия Владимира Ушакова, еще когда он работал здесь.

Через неделю Боря сделал свой первый бидончик. И был недоволен своей работой. Бидончик не получился. Какой-то приземистый, кособокий, с некрасивыми швами. Ребята увидели — громко смеялись. Да так, что бригадир не выдержал, шумнул: «Чего ржете, кони? Сами-то какими были? Хуже делали!» Боря тоже со всеми смеялся. Над собой.

В воскресенье ученики «жестянки» отдыхали. Боря пошел к реке. Зашел, как обычно, к Вечке. И увидел привычную картину: в горнице сидели за столом Вечкин отец с другом, ели, пили, беседовали: «Вчера тысяча самолетов ударили по Сталинграду. И сравняли город с землей. Вслед за авиацией движутся танки. Скоро они выйдут на Волгу. Нет, не удержать Сталинграда! Как было с Одессой, Севастополем… Лето — немецкая пора!..»

А у Бори с Вечкой был свой разговор.

— «Жестянка» — тоже, конечно, работа, только навар махонький, — жуя морковку, говорил Вечка. — Все равно ведь голодаешь.

— Ну-у… да-а… — тянул Боря. — Но со временем…

— Надо идти туда, где можно и сытым быть, и навар фартовый иметь, — поучал Вечка.

— Это куда? — приподнял голову Боря, оглядывая приятеля.

— Ну, хоть туда, где я уже работаю. На бойню!..

— И кем ты там?

— Пока что учеником бойца, но недели через две-три буду бойцом. Работа не пыльная и денежная.

— Убивать… весь в крови…

— Ну и что? Зато разбогатею…

— Я-то думал: бойцом в армию!

— Я что, дурак?.. Я жить хочу. И не просто жить, а жить богато, ни в чем себе не отказывая! Понял, малец?! — хлопнул Борю по плечу Вечка…

Боря проработал жестянщиком больше месяца, до октября. В школу пришел 1-го.

— Ты почему опоздал на учебу на целый месяц?! — с ходу накинулась на него завуч Таисия Павловна.

— Я работал… Могу справку принести, — спокойно ответил Боря.

— Знаю, как ты работаешь, отовсюду бежишь! В прошлом году из колхоза от работы убежал. В этом году — из пионерлагеря. Лагерь-то чем тебе не понравился? Тепло, светло, кормят прекрасно, чего еще надо?..

Боря молчал.

— Государство из последних сил выделяет средства. Идет тяжелейшая война. Немцы на Волге! На Кавказе! Там надо кормить миллионы бойцов — защитников Родины! От них отрывают, дают тебе! А ты вместо благодарности плюешь им в лицо! Подлость делаешь! Предаешь! Да тебя за это по законам военного времени судить надо! Да в тюрьму садить!.. Вот каким должно быть наказание!..

Боря молчал, опустив голову.

— Так почему ты убежал?

— Скучно было, тоскливо… неинтересно…

— Ах, так ты не только лентяй, но и маменькин сынок! О маме затосковал! Как не стыдно! На оккупированной территории в твоем возрасте партизанят! Родину защищают! А ты? Балбес! Лентяй! Дезертир!..

Боря не выдержал:

— Неправда! Я не балбес, не дезертир, не маменькин сынок. Я работаю на оборонном заводе. И убежал, чтобы работать, фронту помогать! Все мужчины нашего рода на фронте, на передовой, под огнем!.. И я буду там, когда придет время.

Таисия Павловна опешила. Никак не ожидала такого отпора от всегда «безголосого» мальчика, бледнеющего и краснеющего, когда на него крикнешь. И на тебе! Оратор вдруг нашелся…

— А как ты дальше думаешь учиться? Ты же отстал! На двойки и тройки? Тебе же не перейти в седьмой класс!..

— Отстал я совсем немного. Вы же в колхозе были. Я постараюсь догнать, за учебниками буду больше сидеть…

Завуч махнула рукой.

После уроков пошёл домой. Сильно захотелось есть. Деваться некуда, заглянул к Вечке. Может, репы даст со своего огорода… Вечка был дома, как и его отец со своим верным другом. На этот раз они насыщались кусками жареного мяса, натыкая его на вилки. Запах, давно забытый в доме Ушаковых, разносился по дому. У Бори аж слюнки потекли.

— Вот сына на бойню устроил. Свой первый заработок принёс. Мясом!.. Соображает парень, как надо жить! С голоду не пропадёт! — разглагольствовал Вечкин отец. — Ах, да! Так на чем мы остановились? На Сталинграде. Так вот, я и говорю, что он со дня на день падёт. Тогда с юга ударят турки, с востока — японцы, и нам хана!.. Как жить будем, не знаю… Хотя есть одна мыслишка — не пропадём!.. Держись за меня… да поддерживай!..

Учебный год Боря закончил нормально, если не считать одной тройки по немецкому. Ещё в пятом классе, в начале осени, он потерял учебник, расстроился, долго не учил — вот и результат…

Следующим летом Борю перевели в штамповочный цех. Работали там одни женщины. Молодые, красивые, весёлые. Работали лихо, с песнями. Да и как не запоёшь после Сталинградской Победы! Все поняли и чувствовали, что наступил перелом в войне. Фашистов гнали на запад, в свою Германию. Всё бы хорошо и голод не так страшен, да только вот с отцом беда. Куда бы ни писали — ответ всегда один: «В списках убитых, раненых и умерших от ран не числится». «Не забывай никогда своего отца, сынок», — говорил тот при прощании на вокзале 23 июня 1941 года. И Боря никогда его не забывает, и не забудет до последнего. Поэтому и работает на заводе, помогает ему и Красной Армии, как может… Как и брат Володя…

Делали пуговицы. Армии требовались и они. Гимнастёрки надо было на что-то застёгивать. Труд был чисто физический. Женщины левой рукой подкладывали в углубление заготовку, а правой с силой рвали на себя Г-образную ручку штампа, который резко опускался на заготовку, превращая её в пуговицу. Женщин было шестеро. И шесть станков. Мальчиков, помогавших им, трое. Они поочерёдно приносили листы железа со склада, расположенного рядом во дворе. Складывали их в углу около больших ножниц. Пока один резал листы на нужных размеров полосы, двое других собирали из-под штампов горки пуговиц, ссыпали их в ящики. Потом ребята менялись местами. Так конвейером работали всю смену. В обеденный перерыв Боря убегал к брату и просил дать ему поработать на станке. Теоретически он уже освоил все операции. Вот только практики было маловато. Однако Володя как-то бросил загадочную фразу: «Осенью будешь работать самостоятельно!» Вот Вовка! Чего задумал?! Темнило! А он куда, если Боря станет за станок?..