Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 11

Все современные попытки сделать из А. Твардовского демократа, общечеловека разбиваются о факты разного уровня, например о записи, сделанные в рабочих тетрадях без оглядки на цензуру, ЦК, правила хорошего тона и т. п. Сошлемся на несколько характерных свидетельств.

Реакция на дело А. Синявского — Ю. Даниэля (один из тестов левых на благонадежность) у А. Твардовского была вполне советской — «достойны презрения», или, как сказано в письме в секретариат Союза писателей, «трусливые двурушники», печатающие «тайком за границей свою в сущности антисоветскую и антихудожественную стряпню». У А. Твардовского вызывает протест лишь мера наказания этих, по его выражению, «двух мазуриков»: в сроках (5 и 7 лет) поэт видит тенденцию возврата к сталинизму, что дискредитирует Советский Союз в глазах мировой общественности. Избранная мера наказания политически невыгодна, поэтому А. Твардовский предлагает тюремные сроки заменить общественным порицанием.

Испытание другим демократическим тестом — отношение к чехословацким событиям 1968 года — А. Твардовский также не проходит.

Не стоит преувеличивать, сущностно переиначивать оппозиционность Твардовского. Оппозиционность той или иной политической установке, лидеру — это одно, оппозиционность системе — принципиально иное. И А. Твардовскому, примерному сыну своего времени, системная оппозиция не была присуща, как не была она присуща его журналу. Более того, М. Лобанов еще в 1966 году в статье «Внутренний и внешний человек» высказал справедливую мысль о внутренней общности «Нового мира» и его вроде бы идейного противника «Октября». Их роднит бездуховность в традиционном православном понимании.

Роднило, связывало и нечто другое — семейно-родственные, кровно-национальные отношения. В мемуарах Ст. Рассадина «Книга прощаний» есть эпизод, раскрывающий секрет непоследовательности некоторых партийных функционеров от литературы, проявленной именно и только к «шестидесятникам», «новомировцам». Так, Виталий Озеров, главный редактор «Вопросов литературы», пригласил Станислава Рассадина к себе домой, где ознакомил его с рукописью своей статьи, в которой речь шла и об известной публикации гостя. После этого хозяин дома поинтересовался: не будет ли замечаний? В итоге Озеров изъял из статьи кусок, забракованный молодым либералом.

Неожиданное поведение главного редактора, слывшего твердокаменным догматиком, Ст. Рассадин объясняет так: «Виталий Михайлович был любящим мужем милой Мэри Лазаревны, крестной мамы знаменитой тогда прозы журнала „Юность“ (Аксенов, Гладилин, Балтер…), и, очень возможно, семейственность смягчила на этот раз партийного ортодокса».

Трудно сегодня без удивления и улыбки читать подобное: «„Новый мир“ стал тогда центром притяжения независимой гражданской мысли, органом складывающейся сознательной оппозиции тоталитарному строю». Это не просто высказывания Ю. Буртина из «Исповеди шестидесятника», это очень настойчиво утверждаемый на протяжении не одного десятилетия миф, который транслируют И. Дементьева, В. Лакшин, В. Твардовская, В. Воздвиженский и другие авторы.

В отличие от Михаила Лобанова главный редактор «Нового мира» так и оставался атеистом. Он не приемлет в том числе молодогвардейское «заклинание духов» (так называлась статья Вл. Воронова, направленная против М. Лобанова и линии журнала)… И все же у Твардовского хотя бы периодически появляется понимание (конечно, с атеистическими наростами) места Церкви, веры в судьбе русского народа, государства, понимание сути той политики, которая проводилась советской властью. Так, 27 февраля 1966 года он делает следующую запись: «Мы не просто не верим в бога, но мы „продались сатане“, — в угоду ему оскорбляем религиозные чувства людей, не довольствуемся всемирным процессом отхода от религии в связи с приобщением к культуре <���…>. Мы насильственно, как только делает вера завоевателей в отношении веры завоеванных, лишили жизнь людей нашей страны благообразия и поэзии неизменных и вечных ее рубежей — рождение, венчание, похороны и т. п.».

Такой подход принципиально отличает А. Твардовского от А. Дементьева, В. Лакшина и всех — в узком и широком смыслах — «новомировцев» и сближает его с М. Лобановым, «молодогвардейцами», «правыми».

Еще одна составляющая личности А. Твардовского, которая должна, по идее, объединять его с М. Лобановым, — это «крестьянство» главного редактора «Нового мира». В. Кожинов в статье «Самая большая опасность…» приводит запись из рабочей тетради Твардовского 1929 года: «Я должен поехать на родину, в Загорье, чтобы рассчитаться с ним навсегда. Я борюсь с природой, делая это сознательно, как необходимое дело в плане моего самоусовершенствования. Я должен увидеть Загорье, чтобы охладеть к нему, а не то еще долго мне будут мерещиться и заполнять меня всякие впечатления детства: березки, желтый песочек, мама и т. д.». И далее критик утверждает, что Твардовскому удалось «достигнуть» высшего «идеала».

И все же вытравить до конца крестьянское «я» главный редактор «Нового мира» не сумел, оно постоянно проявляется на человеческом и творчески-редакторском уровнях. Одни из самых проникновенных и поэтичных отрывков в рабочих тетрадях 60-х годов — это записи о природе и «хозяйственных» работах.

Опуская сами зарисовки, заметим: чувство природы, земли и через них Родины отличало А. Твардовского от «новомировцев» и сближало с М. Лобановым и большинством «молодогвардейцев».

Из свидетельств А. Твардовского следует, что пересадка черемухи, подъем елки при помощи ваги, уборка навоза, полив яблонь и подобные занятия доставляют ему особое наслаждение. Естественно, что свое восприятие этих работ А. Твардовский сравнивает с восприятием окружающих, которым, как в случае с черемухой, непонятны смысл пересадки и достижения поэта. Так, В. Жданов «не знает даже, что это за дерево, и называет то, что мы делаем, выкорчевкой». Уточним: В. Жданов — участник погрома «ЖЗЛ» в 1980 году, критиковавший М. Лобанова, автора «Островского», за полемику со взглядами Н. Добролюбова на Катерину Кабанову, «темное царство», за «идиллические картины жизни старого Замоскворечья» и т. д.

Отсюда — от «мужика хуторской школы» — у Твардовского интерес к творчеству авторов «деревенской прозы», публикация их в журнале. Та линия, которая не встретила одобрения у части «новомировцев», вызвала критику со стороны официальных и либеральных авторов. Известная негативная реакция Ю. Трифонова показательна в этом смысле. Однако сие не основание для того, чтобы называть А. Твардовского союзником «правых», как периодически происходит сегодня.

При всем своем крестьянстве Александр Трифонович был практически лишен национального чутья, чувства, сознания. Не случайно в его объемных рабочих тетрадях практически отсутствуют слова «Россия», «русский», отсутствуют боль и переживания за судьбу русского народа. Отсюда и, мягко говоря, прохладное отношение к С. Есенину, и солидарность с Горнфельдом в оценке В. Розанова, и многое другое. И это, может быть, самое принципиальное отличие Твардовского и всех «новомировцев» от Лобанова.