Альманах Российский колокол - Российский колокол, 2015. Спецвыпуск «Клуб публицистов премии им. Владимира Гиляровского»

Недоуменно переглянувшись, крестьяне побрели за ними.

– Я извиняюсь, вы кто такие будете?.. – догнал Яна Мирон Скрыник.

– Долго рассказывать, – не глядя на него, ответствовал тот. – Достаточно сказать, что через десять минут в деревне нас уже не будет. Четвертый день идем без остановок. Ваше село сороковое.

– Да куда же?

– Нельзя об этом, паника начнется. Мы не вправе присвоить даже мгновения из отпущенного Им. Пусть отмеренное останется незыблемым. Пулеметы ставите? В землю цельтесь, в землю! Там враг. Единственный и настоящий!

Миновав в центре деревни продуктовый магазин с заколоченными накрест ставнями, Витольд Аристархович выбрал избу побогаче и внезапно остановился, как бы пораженный увиденным.

– Вот! – вскричал он и, завалив ярко раскрашенный штакетный забор, наступив на него, вбежал во двор.

Смертельно напуганная цепная собачонка, сорвав цепь, умчалась в огороды. Куры брызнули врассыпную. Взметнулись к облакам голуби.

Витольд Аристархович подбежал к стоящей на краю подворья старой полувысохшей березе. На секунду замер, затем рухнул на землю и обнял руками белый в черных трещинах ствол.

– Милая… Успел все-таки! Ну все, все. Не бойся! Теперь уже ничего. Теперь мы вместе. Теперь не одолеют. Да разве ж я позволю?! А ты не ждала уже? Не верила… Место я не рассмотрел, потому замешкался. Сорок сёл прошел. Как же ты так-то? Разве можно? – по щекам художника, оставляя чистые полосы по грязи на лице, текли слезы.

Крестьяне во главе с Яном и Мироном Скрыником остановились на дороге в двух шагах от поваленного штакетника.

– Чего это он? – шепнул Скрыник.

– Цыц, не мешай старцу! – громким шепотом ответил Шубин. – Велик подвиг его. Двадцать лет в лесу жил. А недавно откровение ему было. Пятого дня вышел и – прямо к нам в монастырь. «Пошли, – говорит, – великая беда идет на Русь. Если не успеем до полнолуния березку спасти, на тысячу верст вокруг нее пустыня будет. И придет она через тридцать и три дня после смерти березки».

Услыхав шепот Шубина, толпа зашевелилась, передние стали передавать слова задним.

Вволю наплакавшись, старец Аристарх поднялся с земли, повернулся к крестьянам и стал внимательно рассматривать их лица.

– Хм, – сказал он с удивлением в голосе, – не пойму… Вроде обычные люди? За что избраны? – добавил строгости. – Чего стоите, истуканы? Пилы несите да топоры! Да землицы. Чистой землицы! Родник найдите нерукотворный. От его дна возьмите. Быстро, чада глупые! От вас все. От вас, неразумные. От греховности вашей!

Шубин толкнул Ольгу локтем в бок.

– Ну и Аристарх! Не ожидал. Вот что бескормица с людьми делает! Заметьте, не далее чем две недели назад этот проходимец называл меня мерзким лицемером за какие-то там стихи…

Ольга смотрела в небо и гладила полусогнутой ладошкой воздух над плечом.

Выслушав приказ старца, «республиканцы» с минуту нерешительно глядели друг на друга.

– Ну! – рявкнул прочно вошедший в образ художник.

Первым опомнился Мирон Скрыник.

– Не мешкай, православные! – крикнул он толпе и добавил, обращаясь почему-то к Шубину: – Я за пилой.

– Действуй, – одобрил Ян.

Толпа наполовину рассеялась, Витольд Аристархович снова опустился на землю рядом с деревом, обнял его, закрыл глаза и замер, казалось, отрешившись от мира.

Через полчаса все, о чем говорил старец, лежало возле березы. Витольд Аристархович не подавал признаков жизни.

– Старче… – тихо позвал Ян.

По заполнившему подворье народу прошелестело: «Умер старец».

– Выходит, не успел? – растерянно спросил Скрыник.

Не пошевелив ни единым мускулом, Витольд Аристархович открыл глаза.

– Моя могила двадцать лет как вырыта. Придет срок – сам лягу. Это вас с полпути забирают, потому идете неведомо куда. Котятами слепыми мыкаетесь…

Он встал, отошел от дерева на три метра и, пыхтя, забрался на дубовый ствол, предназначенный для приготовления корма скоту. Распрямившись во весь рост, художник с высоты строго окинул взором крестьян на подворье и возгласил:

– Люди! Сегодня всем миром мы можем спасти Русь. Сам я – ничто, пыль космическая. Творец лишил меня чести творить руками. Я мыслью озаренный! Наказанный пониманием. Я инвалид. Вы привыкли видеть калек без рук или ног. У меня же отрезано главное преимущество человека – право выбора. Ох, тяжко мне, люди! Но оно есть у каждого из вас. Я не могу сомневаться. Я должен! Сейчас открою вам то, чего людям на Земле открывать нельзя. Не все, конечно, лишь крупицу малую. Да и то не сразу, а частями.

Симанович-Винский спрыгнул со ствола, от чего дрогнула земля, подбежал к березе и закричал так, что присели лошади в хлеву:

– Думаете, это березка?! Дерево глупое?! Так знайте же – это она и есть – Россия!

«Я бы сказал – Белоруссия. Интересно, согласились бы луковчане спасать Белоруссию?» – шепнул Ян Ольге.

– Здесь! – ткнул Витольд Аристархович грязным пальцем в землю под деревом, – завязан узел сотворения. Березке осталось двадцать два дня жизни. Затем – конец всему! В полнолуние темные силы придут на нашу Родину. Не куда-нибудь за леса и поля. Сюда! В Луково. На каждую улицу, в каждый дом. Не думайте, что черти будут по деревне бегать. Нет! Вам не дано их видеть. Для вас они примут земной вид – атомная бомба либо похожее что-то. Не в форме дело. Но к осени на месте деревни будет пепелище. Даже ворона не найдется, чтобы глаза ваши окаянные выклевал. И прах земля не примет. Пришел час!

Симанович-Винский ступил два шага от березы к толпе:

– На колени!

Крестьяне мгновенно выполнили приказ и бухнулись в мелкую зеленую траву.

– Повторяйте за мной. Громко повторяйте! Не стесняйтесь подвига своего, – Творец наш единственный!..

На подворье взвыл хор из нескольких сотен селянских глоток:

Осмотрев толпу – все ли повиновались, Витольд Аристархович продолжал:

Прокричав последнюю фразу, художник дождался, пока ее повторят крестьяне, и ласково велел:

– Встаньте, братья! Встаньте и идите ко мне. Берите в руки инструмент и отпилите ветви точно и том месте, где мертвое встречается с живым. Да цельтесь хорошо, нельзя ни мертвому живого оставить, ни живому – мертвого.

Сухие ветки упали на землю.

– Берите землицу со дна родникового, и пусть дети безгрешные чистыми руками замажут ею раны.