Альманах Российский колокол - Российский колокол, 2016 № 1

– Мне будет наплевать. Вспомни пробирки Колина Пауэлла. Он показал, мы зашли в Ирак, захватили все месторождения, а Колин Пауэлл стал миллионером. И плевать, что там не нашли химического оружия. Никто, слышишь, Билл, никто уже об этом не вспоминает. В политике все средства хороши. А была ракета, не было ракеты, кто её запустил – уже не имеет никакого значения. Волна санкций обрушится на Россию и сотрёт её в порошок, а мы потом голыми руками зайдём к ним и будем брать из её недр всё, что нам захочется.

– Дура ты, Хиллари, тебя лечить надо. Всё, что случилось в Ираке, Ливии, Афганистане, Египте, Украине и в Сирии – это гвозди в гроб США. Мы уже четверть века являемся самыми крутыми после развала СССР, и что? Что мы имеем? Госдолг растёт космическими темпами, в мире полная неразбериха. Мы потеряли много друзей и хороших партнёров. То, что мы имеем сейчас, – это не друзья, это холопы, как говорят русские. Эти клоуны и попугаи никак нам не помогают. Они только утвердительно кивают с открытыми ртами, как последние проститутки, и ждут только денег. А те, кто у нас числится в друзьях по принуждению, спасибо АНБ, типа Меркель, Олланда или Абэ Синдзо, так это не друзья. С такими друзьями и врагов не надо. Ты думаешь, кто-то забыл, как мы бомбили ядерными бомбами Японию? Ты думаешь, граждане Германии или Франции в восторге от того, что всё время находятся на прицеле наших ядерных средств, о чём недавно сообщили рассекреченные данные? Нет, Хиллари, Америку всегда двигала вперёд сила соперничества. Только имея хорошего соперника в любом виде спорта, ты будешь прогрессировать. Иначе случится как с нами сейчас. Мы, уверовав в свою исключительность и превосходство, проспали колоссальный рывок России в наиболее важных отраслях, на которых и строится превосходство. Теперь, когда русские чуть-чуть показали миру, что они умеют, половина мировых лидеров наложила в штаны. И половина наших хвалёных генералов обмочились. А ведь это ещё не всё. Теперь никто у нас не даст гарантии того, что мы находимся в полной безопасности. А по моим сведениям, у русских появился такой козырь, который нам бить нечем.

– И тем не менее, Билл, дело сделано, и мы с тобой будем биться за президентское кресло, у нас нет другого пути. А там как бог даст. Одно знай: жить с тобой мы будем долго, поэтому все твои шалости пусть так и будут шалостями, или ты что-то уже придумал?

Хиллари посмотрела на него так, как будто всё знала, и у него хватило смелости только на то, чтобы опустить глаза и отрицательно покачать головой.

Джон Бреннон совсем не удивился, когда у него в кабинете раздался звонок от Обамы.

– Да, сэр, я слушаю вас, – бодро, по-военному отрапортовал он.

– Привет, Джон, – начал Барак разговор, как с каким-то пацаном. Начальника ЦРУ покоробило от тона президента. – Слушай, найди возможность и после шести вечера приезжай ко мне в Белый дом, есть разговор.

Джон глянул на свой график и, совершив быстрые прикидки за несколько секунд, ответил:

– Сэр, я буду у вас в восемнадцать тридцать шесть, – подчёркнуто официально доложил он.

– Ладно, жду.

Обама очень доверял Бреннону. Сын ирландских эмигрантов, разведчик с отличным послужным списком, человек, который уничтожил Усаму бен Ладена, и так был всегда на хорошем счету и у Клинтона, и у Бушей, и у него. Главная причина, конечно же, заключалась в деньгах. Именно он, Джон Бреннон, финансировал избирательную кампанию Обамы в 2008 году. И хотя свой пост главы ЦРУ за вложенные деньги он получил только в 2013 году, Обама после победы на выборах назначил его помощником президента по делам национальной безопасности и противодействия терроризму. Все преданные Бреннону люди, а их было 22 человека, впоследствии получили ряд руководящих должностей в американских ведомствах по обороне и разведке.

Всё то время, что оставалось до встречи с президентом, Джон думал, зачем тот его вызывает. Если бы что-то случилось, то вызов был бы срочным. Скорее всего, разговор будет о будущем – о том, что может случиться, а коль так, то и нет смысла заморачи-ваться. Он спокойно стал разглядывать последние сводки от всех подразделений.

Ровно в восемнадцать тридцать шесть [а иначе и быть не могло) он вошёл в Овальный, или, как его все тут называли после Клинтона, – оральный кабинет. Тёмный сидел, как обычно, в свинской американской позе – с ногами на столе. Так и хотелось подойти и переломать эти ноги, а потом объяснить, что столы не предназначены для ног, а тот, кто так делает, тот дебил и скотина. «Тёмным» они его назвали после событий в Крыму, он тогда ходил чернее тучи. Поскольку кличка «Темнейший» уже твёрдо закрепилась за Путиным, называть его чёрным было неполиткорректно, то назвали его просто – «Тёмный», чтобы было понятно как в прямом, так и в переносном смысле, о ком идёт речь.

– Господин президент, я прибыл по Вашему распоряжению…

– Ладно, садись, тут не может быть прослушки, да ты и сам прекрасно об этом знаешь.

– Меркель тоже была уверена, что её никто не слушает, однако попалась рыбка в сети, и всё, конец безоблачной жизни.

– Да, – засмеялся Обама, – теперь тётенька будет исполнять любые желания господина.

– Рассказать бы об этом Гитлеру в сорок первом году, что канцлер Германии будет ходить на цыпочках перед… – Джон замялся.

– Негром, – продолжил Обама. – Гитлер бы сразу застрелился. Весь народ Великой Германии бы застрелился от позора. А теперь – ничего, терпят, как стадо баранов, и никто даже пикнуть не смеет. Ну ладно, это всё шуточки, перейдём к делу. Я вот для чего тебя пригласил, Джон. Мы ведь можем поговорить с тобой откровенно?

– Конечно, сэр! Мы достаточно долго знакомы и провернули не одно дельце, чтобы быть не откровенными.

– Скажи мне прямо – почему я в лице всего мира стал таким засранцем?

– В каком смысле? – опешил он.

– В прямом. В мире мало найдётся людей, которые бы не захотели плюнуть мне в морду! Как это произошло?

– Тут трудно что-то сразу ответить, Барак… – он задумчиво откинулся на кресле. – Но я попробую, только я буду предельно откровенен и не буду подбирать слова, – как думаю, так и скажу, хорошо?

– Идёт, валяй!

– Ну, во-первых, ты мусульманин. И не важно, ходишь ты в мечети или нет, твоё прошлое само за себя говорит. Да что там прошлое! Из тебя, как из прорванного мешка, сыплет свидетельства своего трепетного отношения к исламу. Это и старательная имитация арабского акцента при упоминании о Коране с непременным прибавлением эпитета «священный». И ностальгическая хвала «одному из самых прекрасных звуков, слышимых на закате» – пению муэдзина, созывающего правоверных на молитву. И признание твоего духовного отца пастора Джеремайи Райта в беседе с журналистом Эдом Клайном, что когда ты пришел в его церковь, ты «был буквально напичкан знаниями об исламе, но практически ничего не знал о христианстве».