Альманах - Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Свеча горела на столе…»

Я любила не тебя, а мечту свою.
Не тебе я тихо пела – так себе поют.
И любовь из незабудок для себя плела…
По нехоженой тропинке второпях ушла.
Не успела распрощаться и махнуть рукой,
От Любви я убегала, от Беды большой.

Не исцеляют от любви других объятья.
Тела, распятые в ночи, – печать проклятья.
Не отвратить руки Судьбы – Любви убийцы.
Я помолюсь – твое прощенье мне приснится.

«Ты гадок мне, а я – тебе», – лечусь презреньем.
Воспоминания черню, ища спасенье.
Но память выдернет из сна: твой жест, улыбку…
Несовместимость душ и тел – любви ошибка?!

Скажи: «Приди!» – и я приду. Призыва с нетерпеньем жду.
Но ты молчишь, отводишь взгляд… Ты прав. Хоть ты и виноват.
Я так была с тобой нежна, и я была тебе нужна…
Что изменилось, в чем изъян? Быть может, ты был слишком пьян?
Или страдал от мук измены? Искал забвенья и замены?
А в чем, скажи, моя вина? Ведь я была тебе нужна!
Но ты молчишь, отводишь взгляд… Ты – прав. Хоть ты и виноват.

Мне рыцарь усталый снится, гарцующий подле окна.
Туман над рекою клубится, печаль мне его не видна,
Я сердцем ее ощутила в волне, захлестнувшей внезапно,
И полнится дрожью все тело, вновь возрождая твой запах.
Приехал мой рыцарь проститься, да слов подобрать не сумел.
В любви – желторот, как синица, он только в сражении смел.
А может, он прав, и не надо, прощаясь, слова говорить?
Достаточно взгляд и улыбку любимым на память дарить.

Умерла надежда. Как с ней распроститься?
Закопаю в подполе под шаткой половицей.
Проходя по комнате, зацеплю ногою.
«Завизжит» доска та, выгнется дугою.
Белый свет покажется жутким, а не милым…
Может быть, живую в землю схоронила?
Видно, преждевременно поддалась отчаянью.
Долго будет пол скрипеть, голосить отчаянно.
Долго буду маяться от поспешных выводов,
Но тоску жестокую непременно выведу я.
Отстрадаю, каясь полуночью звездной.
Вновь вдохну надежду я зарей морозной.

На ладони рябины рубины протянул мне с улыбкой любимый,
И, влекома чарующей властью, я касаюсь губами запястья,
Принимая в молящем поклоне дар любви на раскрытой ладони.
Жгучей плотью, рябиновой кровью я венчалась с желанной
неволью.
Ветер гребнем косу «разневестит», навевая печальные вести:
«У него есть невеста другая, та – любимая, та – дорогая».
Ты не лгал – опьянила рябина, заманила игрой лжерубина.
Мне б раскаяться, мне б отступиться, оторваться свободною
птицей…
Но свинцовая горечь рябины клонит ниц пред тобою, любимый.
Ягод краденых счастье лихое заманило меня ворожбою,
Заклеймило, страстью отметило! Не отмыть годам той отметины!

Растолку обиду в ступе, замешу на ней прощенье.
Предложу тебе отведать чувств бушующих творенье.
Улыбнешься снисходительно: «Ты мила в наивной вере.
Только я в добро и сказки о душе… совсем не верю».
Ну зачем толкла обиду и лелеяла прощенье?
Холод в сердце, холод в теле от руки прикосновенья.

Ярой грозой, погасшей звездой утро отринет мираж.
Холодный компресс челки косой остудит ночной кураж.
Сотни жалящих стрелок дождя вонзаются в стылость сна
И отсекают память души… Один – ты, и я – одна!

Вскрой, прочти мое письмо – строчки некрасивые.
И поверь, что я теперь – самая счастливая!
Я победу одержала в битве над собой!
Вырвалась свободной птицей на простор морской.
Поднырну в волну большую, солью раны залечу
И помчусь судьбе навстречу – снова я любить хочу!

«Любит, не любит…» – и гибнет ромашка, нежный невеста-цветок,
«Любит, не любит…» – рука беспощадно гибкий твой рвет
стебелек.
«Любит, не любит…» – и жизнь промелькнула вся в ожиданье
любви…
Коль суждено – то придет без ромашки, коль нет – то зови,
не зови…

Лепестками цветов шелестит в саду ветер
И качает пчелу на цветке синей циннии,
Тихо бродит в цветах сиреневый вечер,
Дышит сад ароматом лиловой глицинии.

А вдали на тропинке белеет мантилья,
Фиолетовый бархат затянут в корсет,
Вдоль тропинки колышутся свечи астильбы,
И роняет цветы голубой первоцвет.

В кружевах тонкий гребень в камнях аметиста,
Ниспадает волна белокурых волос,
И в закатных лучах полыхает монисто,
И в объятьях с любимым мечтанье сбылось.

Потемнеет в саду цвет сапфировых цинний,
Бросит ночь на тропинку туманный ковёр,
И польётся со звёзд свет сиренево-синий,
И накроет сад звёздно-лиловый шатёр…

Устроим чаепитие в соцветиях тюльпана
На блюдцах из бадана с нектаром и росой,
И на ковре пушистом из лепестков дурмана
Я буду танцевать на пальчиках, босой.

Смущённым поцелуем волос коснется ветер,
И нежно зазвенят браслеты на руках,
Сиреневым закатом украсит небо вечер
И раскидает тени на заливных лугах.

Нектар с росой в тюльпане волнует, обжигает,
Изгибы тела манят сквозь шёлк и маркизет,
И по цепочке тонкой закатный луч сбегает,
В глазах лукаво тает и вспыхивает свет.