Михаил Мусиенко - Бессмертен лишь человек

Б у й н о в. Сам виноват. Сколько раз мне говорили: не показывайся Зиме на глаза, лучше обойди его десятой дорогой или спрячься. Теперь-то я поумнел, да поздно.

Б е л о б о р о д о в. А поумнел ли?

Б у й н о в. Поумнел. Не в уме тут дело. Зима меня не переваривает, а я его не терплю. И все на корабле ненавидят его. Вот вы, старшина, Зиму любите?

Б е л о б о р о д о в. Я люблю и лето и зиму. Так вот, Буйнов, если вы действительно хотите оставаться в моем отделении, дайте мне слово, что все у вас будет, как у людей. А свои симпатии и антипатии к командирам держите при себе и никому о них не распространяйтесь. Когда уйдете на гражданку, там можете кричать о том, кого вы любите, а кого не любите, до хрипоты.

Б у й н о в. Даю.

Б е л о б о р о д о в. Матрос Буйнов, с вами не шутки шутят, у вас спрашивают серьезно. Даете или не даете?

Б у й н о в. Даю. Я ж сказал — даю. А кто ему поверит, моему слову? И что от этого изменится, если даже вы мне поверите? Хороший вы человек, старшина! Все, что вы заставляли, я делал не только потому, что вы старшина, но и потому, что вы хороший человек.

Б е л о б о р о д о в. Либерал.

Б у й н о в. Нет. Наряды ребятам даете, значит, не либерал. Либералов я сам не переношу. Медузы.

Б е л о б о р о д о в. С вами совершенно невозможно разговаривать.

Б у й н о в. Не люблю трепаться попусту. Сейчас давай слово, не давай — один черт. А слово я бы дал. (Помолчав.) И, пожалуй, сдержал бы слово. Ну, чего… смотрите на меня такими глазами? Никогда вы на меня так не смотрели.

Б е л о б о р о д о в. А ведь вы можете и подвести.

Б у й н о в. Кого?

Б е л о б о р о д о в. Да кого угодно. Даже адмирала.

Б у й н о в. Зачем же мне подводить адмирала, если адмирал не желает никого подводить. Какой матрос, такой и адмирал. (Подумав.) И наоборот.

Входит К о ч у б е й.

К о ч у б е й (Буйнову) . Вы уже мне примелькались.

Б у й н о в. Часто встречаемся, товарищ адмирал. (Ловит осуждающий взгляд Белобородова, как бы говорящий: «Не так отвечаешь».)

К о ч у б е й. Даже слишком. Не очень приятно видеть вас в таком затрапезном виде. Я люблю встречаться с подтянутыми матросами, на боевом посту.

Б е л о б о р о д о в (желая опередить Буйнова, чтобы тот не сказал какой-нибудь бестактности) . Приходите к нам на корабль, товарищ контр-адмирал.

К о ч у б е й. Придется наведаться. Посмотрю, какой этот молодец в море.

Б у й н о в (теперь только до него дошло, что неспроста с ним говорил Белобородов о возвращении на корабль) . Товарищ адмирал… (Голос его дрогнул. На мгновение отвернулся, смахнул рукавом слезу.)

Кочубей делает вид, что ничего не заметил.

Меня уже следователь допрашивал…

Белобородов украдкой протягивает ему платок.

У меня есть… (Не прячась достает из кармана красиво расшитый платок, смял, опять сунул в карман, тыльной стороной руки провел по глазам.) Товарищ адмирал, разрешите обратиться к старшине Белобородову.

К о ч у б е й. Обращайтесь.

Б у й н о в. Товарищ старшина, даю слово!..

К о ч у б е й. А можно верить вашему слову? (Белобородову.) Вы верите его слову?

Б е л о б о р о д о в. Так точно, верю, товарищ адмирал!

К о ч у б е й. Ну-ну. А я, признаться, не очень верю Буйнову. Особенно после того, как следователь завел на него дело. Ну да быть по-вашему. (Вызывает звонком адъютанта. Вошедшему Кононенко.) Пригласите ко мне прокурора к семнадцати часам. А этого моряка обратно на гауптвахту.

К о н о н е н к о. Есть.

Буйнов и Кононенко выходят.

К о ч у б е й (Белобородову) . Вы свободны.

Б е л о б о р о д о в. Разрешите идти, товарищ контр-адмирал?

К о ч у б е й. Идите, соратник.

Б е л о б о р о д о в. Есть. (Выходит.)

К о ч у б е й (вызывает адъютанта) . Художника.

К о н о н е н к о. Есть. (Выходит.)

Входит С о н я. Стала у двери. Она взволнована, почти потрясена.

С о н я. Куда его повели?

К о ч у б е й. На гауптвахту. А оттуда, очевидно, на корабль.

С о н я. На корабль? (Опустилась на стул у входа.) Неужели на корабль? (Насторожилась.) А зачем? (Испугалась.) Судить будут на корабле?

К о ч у б е й (рассердился) . Кого судить?.. (Желая загладить вспышку.) Надоели вы мне с Буйновым хуже горькой редьки. (Просит жестом подойти к столу.)

Соня подходит.

Садитесь.

Соня садится.

Я хочу вернуть вам альбом.

С о н я. Спасибо. Мне сказали, будто вам понравились мои рисунки.

К о ч у б е й. Сочиняют. Мне не понравилось, как они попали на миноносец.

С о н я (в тон ему) . А мне не понравилось, как они попали к вам.

К о ч у б е й (открыл альбом) . Зачем вы наклеили сюда портрет этой девочки?

С о н я. Так это же я. Это мой портрет, когда мне было годика три.

К о ч у б е й (изумленно) . Вы?..

С о н я. Я. Что, не похожа?

К о ч у б е й. Но вы ведь Соня, а здесь написано: «Наташенька». Чернила выцвели.

С о н я. Меня раньше звали Наташей. Мы с папой потом изменили на Соню. Этот рисунок все время был со мной в детдоме. Я его так берегла.

К о ч у б е й. Значит… вы Наташа?!

С о н я. Вы почему так удивлены?

К о ч у б е й (тихо) . Известно ли вам, кто это… нарисовал?

С о н я. Не имею понятия. Папа говорит, один студент. Хороший рисунок, правда?

К о ч у б е й (достает из стола портрет своей дочери, который мы видели в четвертой картине) . Это тоже вы?

С о н я. Я? Это такой же портрет! Совершенно одинаковые. Кто это?

К о ч у б е й (после паузы) . Моя дочь.

С о н я. Ваша дочь? Так это я! Это и это — я!

К о ч у б е й. Никто не говорит, что это не вы.

С о н я. Но при чем тут… ваша дочь? Это во-первых. Во-вторых… откуда у вас… мой портрет, такой большой и такой хороший? Почему он у вас?

К о ч у б е й. На правах собственности.

С о н я. Какой собственности? Ах, догадалась. Вы и есть тот самый студент!..

К о ч у б е й. Тот самый, только не… студент.

С о н я. Студент! Были студентом — не скромничайте. Не родились же вы адмиралом?

К о ч у б е й. Да и вы не родились художником… Наташа.

С о н я. Вы, вижу, расстроились. Так на меня смотрите. Я ведь совершенно не помню, когда вы меня рисовали. Ведь это когда было, а вы все помните. А маму мою… помните? Вы ее знали? Что с вами? Вы почему так волнуетесь? Ну, нарисовали… Что же тут такого? Я, наверно, была очень интересным ребенком, курчавеньким… А теперь вот без кудрей. Куда они девались? Чудный ребенок! Не правда ли?

К о ч у б е й. Как все… дети.

С о н я. Но писать-то вы стали не кого-то другого, а этого ребенка. (Показывает на себя.) И сохранили. Главное — сохранили. (С укоризной.) Себе-то какой портрет оставили, а отцу дали маленький… набросок. Это нечестно. Или в цене не сошлись? Но теперь мы с вами, пожалуй, сговоримся. Подарите! А я вам подарю… Синеморочку! Хотите?