Артур Шницлер - Казанова, или Развязка для одной новеллы

Анина. Ни в коем случае я не советую вам этого делать!

Гудар. Почему, дитя мое?

Анина. Синьор Казанова может неправильно истолковать ваш искренний порыв. Его участие в вашей судьбе и судьбе вашей жены бескорыстно, а, приняв от вас деньги, он рискует лишиться ореола благодетеля, тем более, что Андреа так некстати подверг сомнению его дворянский титул… Я думаю, их беседа на этот счет будет иметь продолжение…

Гудар (подумав). Пожалуй, ты права… Однако ты поговорила бы с Андреа, чтобы он не возобновлял с шевалье этого разговора. В конце концов, Сенгаль — превосходное имя, и никто в целом свете не имеет большего права именоваться шевалье, чем благородный друг мой Казанова. (Забирает со стола деньги.)

Анина. Вы правы, дядюшка… Я уверена, Андреа и сам уже раскаивается в своей несдержанности… Вот только аббат…

Гудар. Что аббат?

Анина. Господин шевалье задолжал у него…

Гудар. Пусть тебя это не беспокоит… Расставаясь после игры, господин аббат сказал мне, что хоть он и не разделяет мнения господина шевалье относительно Вольтера — этого гениального ума нашего времени, — но готов ждать возврата долга и год, и два… Шевалье все-таки благородный человек, — так на прощание сказал аббат… Но я слишком болтлив… Покидаю тебя в надежде, что Андреа скоро вернется и мы увидим вас за завтраком. (Целует Анину и уходит.)

Анина остается некоторое время в раздумье, снова достает письмо, дописывает его, складывает, вкладывает в конверт, подписывает адрес. Берется за колокольчик, стоящий на столе, но, передумав, не звонит. Открывает дверь, осторожно выглядывает в коридор и делает знак рукой.

Входит слуга Тито, подросток лет 15-ти, очень красивый.

Тито. Что прикажете, синьора?

Анина. Скажи мне, господин, вчера прибывший…

Тито. Что синьора прикажет передать господину Казанове?

Анина (дает ему червонец). Передай ему письмо…

Тито. Слушаю. (Хочет идти.)

Анина. Спрячь письмо. Мне важно, чтоб никто не знал…

Тито. Ответ принести?

Анина. Ответ не нужен.

Тито. А если господина Казановы не окажется дома, то можно оставить письмо его слуге?

Анина. Можно.

Тито. Я позволю себе указать синьоре, что слуга его, может быть, переодетая девушка.

Анина. Ты думаешь?

Тито. Я ничего не думаю. Но возможно также, что у него в комнате кто-нибудь спрятан в шкафу, в постели…

Анина. Ты умный мальчик… я тебе вверяюсь… (Дает ему еще червонец.)

Тито. Смею ли я вместо этого червонца просить об одном только поцелуе?

Анина. Ты сумасшедший?

Тито. Мне кажется, это возможно…

Анина (быстро целует его). На!

Тито. Лечу!.. (В дверях.) «Путь жизни долог, вечность — коротка!».. (Вышел.)

Анина (одна). Что же теперь будет? Чем я стала? Нет, нет… Ничего не случилось. Я дам клятву забыть все и похороню эту тайну в себе… А он… он навеки унесет воспоминанья! И ничего не изменится… и все повернется… (Смотрит на себя в зеркало.)

Стук в дверь. Входят Андрея, Сантис и Фламиния.

Фламия. С добрым утром, душка! Нескромно с нашей стороны (кивнула в сторону мужа) врываться в столь ранний час, но мой муж настоял… У него к вам предложение, о котором он сам расскажет. (Подходит к окну.) Прелестный день…

Анина (замечает, что Андреа не весел). Да… но кажется, будет гроза. Душно.

Фламия. Тогда за игру можно приняться сразу после обеда. Возможно, синьору Андреа опять так же счастливо повезет, как вчера.

Сантис (почтительно целует руку Анины). Как спалось, синьора?

Анина. Прекрасно.

Сантис. Сейчас ездил в поле испытать коня, да вот встретил в парке синьора Басси. Сидит мрачный. Уединился в тени деревьев…

Фламия. Синьору Андреа нет повода грустить после вчерашнего выигрыша.

Сантис. Значит, удачно выбрал маску…

Анина. Какую маску?

Андреа (делает нетерпеливый жест: видно, что ему не по душе нежданные гости и не терпится от них избавиться). Философа. Кто ее не носит…

Фламия. Ваш общий любимец Казанова, кажется, предпочитает другую маску…

Сантис. Злоречивые уста моей жены сейчас изрекут что-то новое…

Фламия. Совсем не новое. Казанова теперь выступает в роли шута, и об этом говорят давно все, кто его знает…

Сантис. Ты сегодня не в духе? Что бы это значило? (Анине.) Казанова встречает Фламинию в третий раз. Обычно он так легко воспламеняется, но к ней он равнодушен. Это ее и злит.

Фламия. Поосторожнее. Ты можешь раззадорить меня… Но я равнодушна к этому шуту.

Анина. Почему вы упорно называете его шутом?

Фламия. Посудите сами… Можно ли верить той басне, что за столом он потчевал нас, будто он бежал из венецианской тюрьмы, куда был заперт, и очевидно, поделом…

Анина. Но все же он бежал?

Фламия. Почем нам знать?

Анина. Но он же жив?

Фламия. Быть может, умер.

Анина. Так значит здесь поддельный Казанова?

Фламия. Поддельным Казанова был всегда.

Анина. Но вы были с ним знакомы давно и должны были привыкнуть…

Фламия. Знакомы? Да… Я виделась и говорила с ним. Вернее, говорил всегда он один. По-моему, он чужого голоса вовек не слыхал. Так вот, всякий раз он приступал к рассказу о побеге теми же фразами и в том же тоне… И осенью прошлого года, и два года тому назад, и семь, когда я встретилась с ним впервые в Риме…