Владимир Сорокин - Капитал. Полное собрание пьес

Ольга

Будет, Маша! Перестань, милая…

Дядя Ваня

Работать, работать…

Астров

Скажи там, Вафля, чтобы заодно кстати подавали и мне лошадей.

Нина

Лошади мои стоят у калитки. Не провожайте, я сама дойду…

Сквозь слезы.

Дайте воды…

Маша( сдерживая рыдания )

У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… златая цепь на дубе том… Я схожу с ума… У лукоморья дуб зеленый…

Ольга

Успокойся, Маша… Успокойся… Дай ей воды.

Маша

Я больше не плачу…

Дядя Ваня( пишет )

«Счет… господину…»

Маша

У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… Кот зеленый… дуб зеленый… Я путаю…

Пьет воду.

Неудачная жизнь… Ничего мне терпеть не нужно… Я сейчас успокоюсь… Все равно… Что значит у лукоморья? Почему это слово у меня в голове? Путаются мысли.

Ирина

Давайте посидим вместе, хоть помолчим. Ведь завтра я уезжаю.

Нина

Зачем вы говорили, что целовали землю, по которой я ходила? Меня надо убить.

Склоняется к столу.

Я так утомилась. Отдохнуть бы, отдохнуть!

Поднимает голову.

Я — чайка… Не то.

Голос

Внимание! Время крика во внутренние органы А.П.Чеховых.

Нина( кричит в легкие )

Тоборо! Тоборо! Тоборо!

Ольга( кричит в печень )

Стур! Стур! Стур!

Астров( кричит в почку )

Зыукае! Зыукае! Зыукае!

Ирина( кричит в селезенку )

Митьбю! Митьбю! Митьбю!

Фирс( кричит в желчный пузырь )

Фариго! Фариго! Фариго!

Дядя Ваня( кричит в почку )

Одотимаке! Одотимаке! Одотимаке!

Маша( кричит в желудок )

Хухахехо! Хухахехо! Хухахехо!

Астров

Нет, я и так… Затем, всего хорошего! Не провожай меня, нянька. Не надо.

Астров уходит.

Дядя Ваня( пишет )

«Второго февраля масла постного двадцать фунтов… Шестнадцатого февраля опять масла постного двадцать фунтов… Гречневой крупы…»

Нина( прислушиваясь )

Тсс… Я пойду. Прощайте. Когда я стану большою актрисой, приезжайте взглянуть на меня. Обещаете? А теперь…

Жмет ему руку.

Уже поздно. Я еле на ногах стою… я истощена…

Нина уходит.

Маша

О, как играет музыка! Они уходят от нас, один ушел совсем, совсем, навсегда, мы останемся одни, чтобы начать нашу жизнь снова. Надо жить… Надо жить…

Ирина( кладет голову на грудь Ольге )

Придет время, все узнают, зачем все это, для чего эти страдания, никаких не будет тайн, а пока надо жить, надо работать, только работать! Завтра я поеду одна, буду учить в школе и всю жизнь отдам тем, кому она, быть может, нужна. Теперь осень, скоро придет зима, засыплет снегом, а я буду работать, буду работать…

Ольга( обнимает обеих сестер )

Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить! О, Боже мой! Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живет теперь. О, милые сестры, жизнь наша еще не кончена. Будем жить! Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать!

Быстро входит Иванов с револьвером в руке.

Иванов

Долго катил вниз по наклону, теперь стой! Пора и честь знать! Отойдите! Спасибо, Саша! Оставьте меня!

Стреляется.

Дядя Ваня

Дитя мое, как мне тяжело! О, если б ты знала, как мне тяжело!

Фирс

Эх ты… недотепа!

Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный, переходящий в мягкое, монотонное гудение. Через 69 секунд гудение обрывается.

Владимир Сорокин

На сцене жилая комната средних размеров со следами неоконченного ремонта: мебель (сервант, стол, пара книжных полок, стулья) сдвинута вплотную к левой стене и накрыта бумагой, пол устлан забрызганными краской газетами; возле правой, оклеенной новыми обоями стены стоит стремянка, лежат рулоны обоев, стоят банки с клеем и краской. Посередине средней, абсолютно белой стены стоит большой японский телевизор, против него, спиной к зрителям, сидит в крутящемся кресле Рогов — мужчина тридцати семи лет. Он в синих тренировочных брюках, белой поношенной футболке и шлепанцах на босу ногу. Рядом с ним стоит картонный ящик из-под консервов, на ящике — бутылка кубинского рома, стакан, блюдца с закусками, пепельница. В руках у Рогова коробочка с дистанционным управлением телевизора. Он курит и смотрит только что начавшуюся предновогоднюю программу «Время». Наливает полстакана рома, выпивает залпом и неторопливо закусывает. Звонит телефон. Рогов убирает звук в телевизоре, снимает трубку.

Рогов

Да… Ну… Ну. Ясно. Быстро такси поймала? Аааа… Хорошо… Ну. Понятно.

Сует в рот кусочек колбасы, жует.

Да. Еще бы. А что? Эта дура еще ничего не приготовила? Да? Ну-ну. И он ей не помог? Вот мудаки! У тебя все друзья такие. Да-да. Да уж конечно, куда уж мне… Да-да. А мне, дорогая наша мэм, и одному хорошо. Во-во. Да. Что, с мудаками твоими? С Сашечкой? Он вас уже порадовал своим нижегородским юмором? А? А при чем здесь это? Я? Я в норме, это они нажрутся, как свиньи, вот и весь праздник. Да. Мне не нужно. Нет. Да…

Жует.

Да… Нет… Нет, милая, я в отличие от тебя всех люблю, за исключением таких вот советских долбоебов. Да, да… Нет. Это не по адресу. Да. Вы уж веселитесь без меня. Да. Он переживет. А что? Нет, что ли? Ему лишь бы выпить да пожрать, а потом попиздеть про свой «Спартак». Да, да. Я? Конечно. Конечно… А как же. Ну, это твое дело. Нет, нет, мне достаточно. Да. Они хоть к двенадцати посадят вас? Ну-ну… А то милости прошу. Да. Прекрасно!

Смеется.

Да-да. Нечего сказать, хороша подруга! Да? Ну, неудобно, так не говори. Неудобно! Неудобно, милая, срать стоя. Да. Передай, передай. Пусть он хоть на Новый год себя говном почувствует. Да. Ну ладно, с наступающим. Да. Ну все. Ага… Ага. Да…

Кладет трубку.

Пизда…

Тушит окурок в пепельнице, наливает еще полстакана, выпивает. Закусывая, прибавляет звук в телевизоре.

ТВ

…родных хатах встречают праздник их соседи — жители деревень Ивановка, Людвинов, Пасека и другие — всего двенадцать населенных пунктов района. Сюда в канун Нового года вернулись жители, восемь месяцев назад эвакуированные из опасной зоны Чернобыльской АЭС. Всего возвратилось в родные места около полутора тысяч человек…