Андрей Вейцлер - Пьесы

С е в е р о в (улыбнулся) . Я вот по Москве с тобой сейчас проехался, и появилось во мне ощущение, которое я давно не испытывал. Радостное предчувствие, что ли?

С а к е е в. А если короче — надежда. Так?

С е в е р о в. Так.

С а к е е в. Вот ты и подарков накупил. (Кивает на свертки.) Дедом Морозом решил стать.

Северов улыбается.

А я вот тебе доложу, дорогой волшебник. До Нового года часа четыре осталось. Анна моя, наверно, уже всеми словами нас проклинает. Так что шагом марш за мной. Придешь, коньячка выпьешь, и совсем тебе хорошо станет, Андрюша.

С е в е р о в. Ты, значит, не веришь.

С а к е е в. Если честно… не хотел я с тобой об этом разговаривать. Это твое личное дело. Как это говорят, святое… Только твое. А, видимо, придется. Ты меня, наверно, считаешь сейчас старым, черствым, равнодушным. Считай как хочешь. Только я-то в одном убежден. Достаточно с тебя. Ты такое перенес, что на десятерых спокойно хватит. И горя я твоего больше не хочу. И разочарования твоего видеть не желаю. Прошло двадцать восемь лет. Целая жизнь. Ты сам несколько часов назад об этом же говорил. И вдруг тянешь меня в магазин, покупаешь какие-то платья, сапожки. Для кого?

С е в е р о в. Ну просто захотелось купить. Тебе что, денег жалко?

С а к е е в. Мне сердце твое жалко. Не хочу, чтобы терзал ты себя зря. Я понимаю твою веру в Наташу, твою надежду, там… Это силы тебе придавало. Но теперь неужели опять будешь в несбывшееся верить? Пойми: я не из тех, кто не верит в любовь с первого взгляда. Верю я в такую любовь. Сам женился с ходу, можно сказать… И вот скоро свадьбу серебряную отмечать собираюсь. Но у тебя же особый случай, Андрей… Все-таки двадцать восемь лет. И ты на одном конце планеты, она на другом… И ни слуха ни духа друг о друге.

С е в е р о в (улыбнулся) . А вдруг будет «и слух и дух».

С а к е е в. Не шути.

С е в е р о в. Может быть, у меня действительно особый случай.

С а к е е в. А собственно говоря, почему она обязана тебя ждать? Почему? И потом, неужели ты не понимаешь, что за столько лет характер человека меняется? И еще вот что: ну, есть в тебе она, та Наташа, юная, красивая. Ты же ее такую помнишь и любишь. Так пусть она и останется такой. Как часть твоей души. А предположим, все-таки она жива… Извини меня, Андрюша, но надо правде в глаза смотреть. Увы, уже пожилая женщина эта твоя Наташа. Вроде соседки, о которой ты мне рассказывал. Муж, дети, наверное, взрослые. Внуки. Ты извини меня, Андрей, я откровенно…

С е в е р о в. Да что ты, Саша, что ты… Может быть, ты в чем-то и прав.

С а к е е в. Я не хотел причинять тебе боли. Поверь.

С е в е р о в. Верю. (После паузы.) Ты, конечно, прав… прав…

С а к е е в. А может, и нет, черт возьми. Может, я действительно старый дурак, упустил что-то… Чего-то понять не могу. Главное, Андрей, чтобы тебе было хорошо.

С е в е р о в. А мне хорошо, Саша. Мне очень хорошо. Я вернулся на Родину. Я среди своих. И когда я думаю о ней, то, помнишь, как у Пушкина: «печаль моя светла».

С а к е е в (смотрит на часы) . Андрей… Честное слово, мы на Новый год опоздаем. И жена мне такую далеко не светлую печаль выдаст! Поехали.

С е в е р о в. Саша, ты поезжай, а я приеду позже. Адрес у меня твой есть… Я приеду.

С а к е е в. Ты что, один Новый год собираешься встречать? Возил его, как извозчик, по всей Москве, думал, посидим, старое вспомним. Ты же с моей семьей даже не знаком.

С е в е р о в. Я приеду, Саша. Обязательно сегодня приеду к тебе.

С а к е е в. Хорошо, Андрюша, если ты так решил… Я понимаю. Но запомни: мы тебя будем ждать.

С е в е р о в. Да, я скоро приеду. С наступающим тебя.

С а к е е в. Тебя тоже. Все. Поехал. А тебя ждем. (Уходит.)

Северов смотрит на свертки, тихо произносит: «Дед Мороз»… Гасит свет. Идет на авансцену.

С е в е р о в. Дед Мороз… Тогда, в тот наступающий Новый год, примерно, в это время мы шли с Наташей пешком от центра к Сокольникам…

И снова чуть слышно возникает мелодия из кинофильма «Сердца четырех». Появляется Н а т а ш а.

Н а т а ш а. А ты знаешь, я в детстве действительно верила, что Дед Мороз существует на самом деле. Просто свято верила. Потому что когда я была совсем маленькой, отец переодевался Дедом Морозом и являлся ко мне, когда я уже засыпала. В первые минуты Нового года… Я после боя курантов открывала глаза и, хотя мне очень хотелось спать, боролась со сном до его прихода. Отец действительно был похож на Деда Мороза… И еще я помню — мама очень смеялась. Она вообще была смешливой. Буквально от всего смеялась.

С е в е р о в. У меня ничего такого не было. Я в деревне, в Поволжье, родился. Родители от голода умерли. Потом детский дом. В общем, ничего такого не было.

Н а т а ш а. Это печально. Ты знаешь, мне тебя жалко. Очень жалко. Я даже не представляю себе, что со мной было бы, если бы вот у меня не было такого детства. Такого напряженно счастливого детства. Я бы тогда не была такая доверчивая, что ли…

С е в е р о в. А это хорошо или плохо?

Н а т а ш а. И хорошо, и плохо. Одновременно. Когда человек сильный — это хорошо, если слабый — плохо.

С е в е р о в. Они живы, твои родители?

Н а т а ш а. Отец под Халхин-Голом погиб. Он был красный командир. Краском. Уехал и погиб. Помню, к нам приходили разные люди, которых я раньше не знала, — друзья. А через год умерла мама. Нет, нет, ты не беспокойся, это я уже пережила. И сейчас спокойно обо всем говорю. Мама очень любила отца и умерла. Это же так понятно.

С е в е р о в. Значит, она просто не могла без него.

Н а т а ш а. И ты знаешь, как мне было тогда жутко плохо! Но я поборола себя. Я много читала, занималась общественной работой. Записалась в «Ворошиловские стрелки». В общем, старалась жить полной жизнью. Поэтому я и в Ленинград уехала. Поступила в техникум, на первый курс. Комнату я нашу сдала. А сейчас в Москве я случайно. К дяде приехала. А его нет, он в Суздаль зачем-то уехал. Хорошо, ключи у соседей оставил. Я ему телеграмму не дала. Вот такие дела.

С е в е р о в. Давай я тебе подарю что-нибудь на Новый год. Что ты хочешь?

Н а т а ш а. Не надо. Я ведь не маленькая. Хотя… подари мне барабан. Ты не смейся, вот такой простой маленький барабан. С которым ходят пионеры. Барабан и палочки.

С е в е р о в. Ты что, хочешь учиться играть на барабане?

Н а т а ш а. Не знаю. Я как-то прочитала слова Гейне: «Поэт должен быть барабанщиком революции». И ты знаешь, я запомнила эти слова. Вот прямо, в буквальном смысле. И мне бы хотелось, чтобы у меня был барабан, чтобы он висел на стене. Чтобы можно было к нему подходить и вот так вот отстукивать марш. Вот так вот… по его сухой тугой коже…

С е в е р о в. Ты хочешь стать поэтом?

Н а т а ш а. Не знаю. Я никогда не писала стихов. (Вздохнула.) Не умею.

С е в е р о в. А говорят, есть такой учебник. Там рифм много, выбирай любую… и будут стихи…