Александр Мишарин - Серебряная свадьба

М а к с и м. Хватит, не рассказывай больше… И выпей еще, и я с тобой.

М а р и н а. За ваше здоровье… Максим.

М а к с и м (кривляется) . За ваше тоже. (Выпили.) И теперь ты, значит, решила мужа искать?

М а р и н а. Крепкое… Ты мне смотри больше не давай. Я пьянею быстро.

М а к с и м. Ну и чего плохого? Пьяней себе на здоровье. (Неожиданно искренне.) Я тоже это не люблю. Не знаю, чего это я сегодня хлебаю.

М а р и н а. Кресла у вас удобные. Как бы не заснуть. (Смеется.) А то ты меня не добудишься. Я жутко крепко сплю. Меня раньше Мишка, это брат мой, минут пять по голове подушкой бил, чтобы я проснулась.

М а к с и м. А ты меня не боишься?

М а р и н а. Что ты. Ты не беспокойся. А потом ты со мной не справишься. Я же тебя сильнее. Видишь, у меня какие мускулы. Своего Мишку до сих пор одной рукой валю…

М а к с и м. Нет, ты все-таки дура… Но такая… по-своему.

М а р и н а. Ты меня научи танцевать этот вот… твист. Серьезно, а то я в клубе какие-то не те танцы выучила… Падеграс, падекатр, вальс-бостон… А их теперь нигде не танцуют.

М а к с и м. Дай я тебя поцелую.

М а р и н а. Зачем? Нет, пожалуйста, конечно, что мне жалко, что ли… (Потянулась к нему, подставляя щеку.)

Максим вскочил и от какого-то отчаяния с досадой, но не сильно стукнул ладонью по ее голове.

М а к с и м. Вот тебе и падеграс.

М а р и н а. Я тебе серьезно говорю — научи меня этот твист танцевать. (Встала напротив Максима.) Это надо как-то присесть… вот так ноги расставить. А вот как дальше, я не знаю. А может, ты сам не умеешь?

М а к с и м (мрачно) . Умею. Вот так. В такт музыки, как будто носком одной ноги растираешь окурок, а руки… да нет, тоже в такт… вот видишь, как будто полотенцем спину трешь… так, так… «твист, твист, твист». (Воодушевляется.)

На сцену выходит А р к а д и й.

А р к а д и й. Вы мне надоели. Я пойду на часок пройдусь. Чтобы к моему приходу были… на «ты». Слышала, Марина?

М а к с и м. А Сенька и… эта?

А р к а д и й. Я их на улице встречу. Все. (Ушел. Вернулся.) Кстати, я завтра уезжаю. Так что учти, Максим, о тебе заботиться здесь будет некому. (Снова ушел и второй раз не вернулся.)

М а р и н а (неуверенно, но озабоченно) . Мне что, раздеваться?

М а к с и м. Я тебе рукой махну. Знаешь, как кричат… (Орет, подражая какому-то очень деловому призыву.) «Давай!» И вот тогда разденешься. Или вот — «Майна-вира».

М а р и н а. Пододвинь сюда лицо. Нет, нет, ближе. (Рассматривает его лицо очень подробно.) Ты на зайца похож.

М а к с и м. Жалко. Хотелось бы походить на что-нибудь более крупное.

М а р и н а. А что такое «вечная красота»?

М а к с и м. А хрен его знает. Термин такой.

М а р и н а. А ты серьезно можешь говорить? Или это неприлично?

М а к с и м. Прилично, прилично… Но скучно. А может, просто еще рано. Еще наговорюсь серьезно… Представляешь — муж, жена сидят вечером, пить она ему не разрешает, спать рано… вот и сидят и ненавидят друг друга. А может, и навидят. Откуда я это знаю? Дай бог еще разойдутся. А скорее не разойдутся — чего шило на мыло менять?..

М а р и н а. А чего ты чуть не плачешь? Стесняешься?

М а к с и м. Кого мне стесняться? Тебя, что ли? Я — талантливый… Мне все можно. Я очень талантливый. Иногда сам удивляюсь, откуда у меня в голове что-то берется…

М а р и н а. Вот и плачешь?

М а к с и м (покорно) . Вот и плачу.

М а р и н а (тихо) . Мне тебя жалко.

М а к с и м. Еще этого не хватало. Ты коров жалей, когда их на бойню гонят. Кожа у них толстая, коричневая и глаза как у Софи Лорен. И мычат они, как быки…

М а р и н а. Ты, может быть…

М а к с и м. Ну что рот открыла? Язык виден.

М а р и н а. Закрыла. А ты никуда не уезжаешь?

М а к с и м. Никуда. Я только сплю много, вот когда меня нет, а в остальное время доступен. Приезжай, живи, вот деньги. У отца еще есть. Много. Могу сам зарабатывать. Место обеспечено, буду доктором наук как минимум. Принесу общественную пользу. Может быть, попаду в учебник, как пример служения науке…

М а р и н а (хихикает, как бы защищаясь) . И портрет будет смешной. Как Ампер.

М а к с и м (кричит) . Ампер — не смешной! Я говорю серьезно. Слушай меня, дура. Не хвастайся здесь своей коровьей гармонией. Жить на свете отчаянно трудно.

М а р и н а. Я это понимаю. В уме.

М а к с и м. Приезжай, живи, живи здесь… Я действительно говорю.

М а р и н а (тихо) . Я, кажется, тебя действительно смогу… полюбить.

М а к с и м. Вот этой вот… как ее… бог рог которой не дает…

М а р и н а. Ты знаешь, я один раз курицу резала. Живую. А она на меня смотрит. А я ее все бью и бью ножом, и все руки в крови… А она на меня все смотрит и смотрит… (Вдруг, упав головой на руки Максима, рыдает.)

М а к с и м. Вот видишь. Ничего ты больше и не знаешь. Видите ли, она курицу резала… (Кладет ей ладонь на волосы и гладит небрежно, но оторвать руки не может.) А мне, может быть, и неинтересно, как ты курицу резала.

М а р и н а. Я тебя в душе люблю. В своей дурацкой душе. Я сейчас перестану реветь. И уйду. Я не хочу быть смешной. А что, действительно… Я лучше замуж выйду…

М а к с и м. Видишь, у меня родинка за ухом. Говорят, если человек родинку глазами не видит, значит, он счастливый будет…

М а р и н а. Я раньше стихи писала: «Мы с тобой расстались на перроне, мимо пролетели зеленые вагоны, а я… бежала за ним, как дура… как идиотка…»

М а к с и м. Рифмы нет. Но смешно.

М а р и н а. Вот я уже и сухая. Только нос, наверно, покраснел.

М а к с и м (неожиданно) . Ну что, народная интеллигенция, испугалась? Непривычно, непонятно? С Аркадием проще? Образовалась? Хочешь, я тебя сейчас стулом ударю?

М а р и н а (безразлично) . Бей.

М а к с и м (вдруг кричит истошно) . Майна! Вира! Давай!

М а р и н а (очень сильно бьет его по лицу) . Милый мой, Максим. Не надо… Я прошу тебя. Хочешь, я на колени перед тобой встану. Я не могу сейчас. Руки твои буду целовать. Мне страшно. Я могу с ума тронуться… Я же баба! Лучше ударь! (Неожиданно замолчала, поникла.) Пожалей меня. Иначе я под поезд брошусь. Очень просто… (Не глядя на него, встала и пошла к двери.)

Максим бросился за ней и неожиданно обнял ее сзади и уткнулся лицом в ее волосы.

М а к с и м. А ты не предашь? Не предавай меня, пожалуйста. Мне холодно и одиноко. Я… я… тоже, кажется. Ну вот видишь, все и случилось. Видишь, вот и я…

Гаснет свет. Через некоторое время он вспыхивает. На сцене П о ж и л о й ч е л о в е к и М а р и н а, уже через восемь лет. Она спокойна и сосредоточенна.

М а р и н а. Дайте, пожалуйста, сигарету. Вы что смотрите — у меня пальцы дрожат.

П о ж и л о й ч е л о в е к. Нет, я просто увидел обручальное кольцо на вашей руке.

М а р и н а. А я, наверное, не люблю своего сына. Нет, я — мать как мать, но не больше. А Максим, он не то чтобы над ним трясется… но вот когда Лешка болел, коклюш у него был, так Максим места не мог себе найти. Я однажды вошла неожиданно, смотрю, он игрушки его целует.