Александр Мишарин - Серебряная свадьба

Я к у н и н а. Встань и исчезни!

Л а р с. Когда-нибудь я ведь тоже приму институт из твоих ослабевших рук, мамочка. Так что мне нужно готовиться, чтобы не ударить в грязь лицом!

Ч е р к а ш и н (мягко) . Вы служили в армии, молодой человек?

Л а р с (вскакивает) . В парашютно-десантных, товарищ генерал!

Ч е р к а ш и н. Отмечены наградами?

Л а р с. Медалью «За отвагу»!

Ч е р к а ш и н (не сразу) . Никогда не скажешь…

Л а р с (снова развалился в кресле) . А зачем говорить, генерал? (Потянулся, зевнул.) В нашем доме тоже есть свои маршалы, генералитет, обоз, вспомогательные войска… Ну и еще основной контингент! Который занимает три огромные корпуса за известным вам вокзалом. Не считая филиалов. Так что здесь всегда обстановка как в штабе крупного воинского соединения. Да, да! Среди этих картин, бронзы, безделушек, привезенных еще дедом… еще в том веке со всего света!

Я к у н и н а. Сын недалек от истины, Корней Филиппович! (Торжественно.) Мы берем ваш заказ!

Л а р с. Вот видите! Начальник штаба уже наложил резолюцию! Твоей подписи — достаточно. Кстати, я решил снова поселить Дарью у себя! Такой программистки на эти месяцы днем с огнем не найдешь.

Я к у н и н а (Черкашину) . В доме есть небольшая экспериментальная установка с вычислительным центром. Мои мужчины любят иногда работать ночью.

Ч е р к а ш и н (пытаясь скрыть изумление) . И у вас есть на это… разрешение? В частном доме?!

Г л е б. Боже, какой вы непонятливый… Корней Филиппович! (Резко.) Это уже давно не частный дом! (Хочет встать, но это ему не удается.)

Л а р с. И разрешение есть! Весьма, по нынешним временам, экзотическое!

Ч е р к а ш и н. Чье же?!

Л а р с. Иосифа Виссарионовича! (Язвительно.) В нашем институте в жизни не видели оснащения такого уровня! Всё — последние новинки!

Г л е б (резко) . Подождите… (Повторяет.) «Послать ко всем чертям…» Что ты имел в виду. Ларс? Ну, утром?

Л а р с. Только то, что сказал.

Г л е б. Нет, ты употребил еще какое-то слово!

Л а р с (смеется) . Я только добавил, что у чертей тоже своя классификация. (Смотрит на Черкашина.)

Г л е б (быстро) . Точно! Значит, я тоже перешел в другую классификацию?

Я к у н и н а (быстро) . А кто еще?

Л а р с. Как кто? «Он»… Дед!

Ч е р к а ш и н (хохочет) . А при чем тут классификация чертей?

Ларс поднимается с кресла, берет и небрежно читает заявление отца.

Л а р с (задумчиво) . «Онтологическое противоречие»! Какая глупость! Отец, неужели ты это решился написать? Онтос, в общем, условно — это земля, вселенная, суть явления… Основа мироздания! (Серьезно.) И у тебя с ней онтологические противоречия? Прошу тебя — не трогай ее! И она будет жить в сиянии вечности!

Г л е б. Я уже не могу повернуть назад! (Тихо.) Это понял даже мой врач.

Ларс, неожиданно для всех, спокойно рвет заявление отца.

Я к у н и н а. Ларс?! Что ты… позволяешь себе?

Л а р с. Я позволяю себе только одно — напомнить своей матери, что Якунины не уходят в отставку! Как не уходили Толстые, Репины, Курчатовы, Королевы… Они умирают в своем деле! В отставку их не может отправить даже сам Бог! Даже если он на мгновение смутил их разум… Потому что даже разорванный… смятенный мозг Якуниных — дороже дремотно-тусклого мозга господ Тоболкиных!

Ч е р к а ш и н. О ком это он?

Все молчат. Ольга Артемьевна замерла.

Парень, а ты хотя бы кандидат?

Г л е б (про себя) . «По классификации чертей»? Ларс, а как же ты ее видишь? В хаосе? Или хоть в какой-то систематике?

Я к у н и н а (решительно Черкашину) . Надеюсь, вы поняли, что ваши проблемы уже в работе?

Ч е р к а ш и н (вытер пот со лба, смеется) . Только… как же это все… я буду докладывать?

Л а р с. Гедройц с Рыжовой к посещению составят обстоятельнейшую бумагу! Мы с ребятами ее просчитаем… А на что не хватит времени, прокрутим с Дашкой у себя дома… Поверьте, мать не даст нам снизить темпа. Мы же ее все боимся! Вы что, сами не видите?! (Вдруг осекся.) …Только вот отец…

Я к у н и н а. Ларс!

Л а р с (запальчиво) . Или, может, ты? Его! Заменишь?! Или Гедройц? Или даже Рыжова? (Отвернулся.) Это же… отец! (Не может говорить.) Двенадцать лет назад он уже рванул один раз… На предельной скорости! И чего это ему стоило? И что это стоило нашей семье?! А теперь — когда он на пороге второго взрыва… (Неожиданно кричит.) Где швейцарские лекарства? Где эта баба со шприцем? Отец! Надо! Мы с Дашкой будем рядом… Мать! Надень мантию! Если нет деда, то хоть чем-то надо напомнить его!

Ольга Артемьевна бесстрастно надевает мантию.

И цепь! и медаль! (Откуда-то из шкафа достает ордена, звезду Героя Социалистического Труда, быстро прикалывает на грудь Глеба. На себя напяливает шапку от мантии.)

Ч е р к а ш и н (смеется) . А порода в тебе есть… Волчонок!

Л а р с. Фотографа! Пусть снимают для «Огонька» славную фамилию русских ученых Якуниных. В полном сборе! (Быстро ставит пластинку Шаляпина: «О, если б навеки так было…»)

Долгая пауза.

Г л е б (тихо, про себя) . Мы, живые, можем выйти только к пониманию поверхностного, полуспящего… С редкими провалами сознания! Оболочного, а не действительного мира! Мы, пока живы, подвержены самому страшному — симметрии мышления. Но если сделать шаг-другой в саму бесконечность… (Чуть сникает.)

Я к у н и н а (зовет) . Ира! Янко! Укол! Ему плохо!

Л а р с. Отец! Отец, я же просил…

Г л е б (затихая) . Провал в симметрии с одной стороны — суть смерть. Ибо мы воспитаны на ней… У нас нет противоядия для асимметричного мира… Асимметричности сознания… Но надо шагать дальше. Там — подлинность и бессмертие! Не фигуральные… А явственные!

Я к у н и н а (быстро) . Что? Что ты говоришь?

Г л е б. Отец… Дед! Он это, кажется, понял!

Тишина. Словно во сне, мы видим, как вбегает Я н к о с шприцем, хочет сделать укол, рука безвольно отваливается.

Я н к о. Поздно! Конец! (Закрыла глаза Глебу.) Долгая пауза.

Л а р с (не сразу. С трудом.) Мать! Пиши… Такого-то числа… «вступаю в руководство институтом в качестве и. о. директора ввиду кончины Якунина Глеба Дмитриевича». Число. Подпись.

Ч е р к а ш и н. А как же… с утверждением? Это же не шутки! Наверно, нужны хотя бы представители академии?

Ларс идет молча к дальней двери, открывает ее, скрывается за нею и через некоторое время ввозит в коляске д р е в н е г о с т а р и к а «с белыми зрачками черноглазого гения».

Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (его подвозят к столу, он берет ручку) . «Утверждаю. Якунин Д. М.». Число, подпись. (Смотрит на мертвого сына. Ни слезинки. Тихо.) Ничего, сынок. Ничего! Это еще не самое страшное…