Василий Аксенов - О, этот вьюноша летучий!

Два мушкетера в масках по-прежнему приглядываются к нему сосредоточенно и напряженно.

– Он странно себя ведет для пилота. Словно мальчишка, – говорит высокий мушкетер густым баритоном.

– Мне кажется, я сплю, – говорит стройный мушкетер. – Он очень похож на Ивана… но этот как будто Иван из сна.

– Дай твою голову! Иван – в Питере? Ведь он не безумец.

– Нет, безумец. Мама его так и называла – безумец.

Через весь зал они едут к Пирамиде, который в этот момент разглагольствует среди своих поклонников возле стойки буфета.

– Не снимай маски, – говорит высокий. – Если он узнает тебя и если это действительно он…

– Думаешь, здесь есть ищейки?

– Была бы красная дичь, а собаки всегда найдутся.

Мушкетер пониже, более импульсивный, чем высокий, делает пируэт рядом с Иваном Пирамидой, вглядывается в него. Мужественный авиатор неожиданно для всех показывает ему «нос».

– Нет, это не он, – с облегчением говорит маленький мушкетер подкатившему большому.

– Что это значит? – возмущенно вскипает Иван Пирамида. – Вы хотите сказать, что я – это не он?

Зашумела, зашумела уже головка у Юрочки. Он надвигается на маленького мушкетера, но на пути его встает большой.

– В чем дело, сударь?

– Этот мушкетер сказал, что я – это не он! Может быть, он – это он?

– О нет, милостивый государь, – высокий мушкетер улыбается. – Он – это не он.

– Стойте! – Юра бросается вслед за ними. – Вам так просто это не пройдет! Вы не достойны носить эти благородные плащи. Дюма-пэр сгорел бы от стыда! Я вызываю вас! Вот вас, который повыше! К барьеру, монсиньор!

– Да вы еще и превосходный артист, месье Пирамида! – вновь улыбается мушкетер. Под маской сверкают отменные белые зубы.

– Или вы принимаете мой вызов… или!.. – не унимается Юрочка.

Вон они каковы, воздушные кабальеро! Сенсация! Впервые в истории дуэль назначается на роликовых коньках!

– Драться, черт возьми! – залихватски, как гусар, кричит Отсебятников. – Пирамида, черт дери, вот твои секунданты!

Он показывает на двух гвардейцев в конвойских черкесках и лохматых папахах, которые подъехали, держась за руки, словно гимназистки.

– Граф Оладушкин и князь Рзарой-ага. Ар ю эгри, джентельмен?

– О иес, хиа ю ар, – отвечают аристократы. – Файн аффэа!

– Дуэль – это потрясающе!.. – поползло по скейтинг-рингу. – Давненько в Петербурге не было дуэлей… забыты законы чести… мало осталось истинных дворян… пилоты возрождают дух рыцарства… а где будет дуэль?.. да конечно же рядом, на аэродроме… среди аэропланов… ах!

…От освещенных ворот скейтинг-ринга отъезжают экипажи, разбегаются в темноту маски, домино, огромные шляпы, спортивные костюмы… визитки…

В нише, ярко освещенной луной, в странных позах замерли Пьеро, фламандский бюргер, средневековый колдун-звездочет.

– Дуэль? Вот на дуэли и обратаем, и укандохаем, и протокольчик составим…

…Двое мужчин, один в летнем пальто и с непокрытой головой, другой в твердой шляпе, медленно шли вдоль по набережной канала. Вокруг пустынные городские кварталы, которые еще недавно в нашем фильме кишели такой деятельной жизнью.

– Что-то гибельное есть в этом поветрии, – говорит первый, – ночные балы, скейтинги, дуэли между авиаторами…

– Прибавьте к этому разгон демонстрации рабочих, – резко вставил второй.

– Безумный город, манящий и до странности молодящий кровь… сознанье страшного обмана всех прежних малых дум и вер, и первый взлет аэроплана в пустыню неизвестных сфер…

– Зря вы рифмуете обман и аэроплан. Хлыщи и золоченые болваны примазываются к авиации, сделали из нее моду наравне со спиритизмом и французской борьбой, а ведь в воздухе, возможно, – будущее нашей страны…

Вдруг из темноты прямо на собеседников выскочил некто дикий в ореоле рыжих волос, в рубашке с петухами, с черной мантией за спиной.

– Братцы, кто здеся из Царевококшайска? – дико завопил он и пролетел мимо.

Все стихло. Двое ночных прохожих смотрели в пустую перспективу, один со злой улыбкой, другой с тоской.

– Аптека, улица, фонарь, – тихо проговорил последний.

Обессилевший о. Илья повалился на ступени где-то на набережной, смежил очи и мгновенно заснул.

Блики воды мелькают по фасаду здания и по медной табличке на парадном: «Беллетрист-спортсмен Вышко-Вершковский».

Неожиданно мы оказываемся на борту загадочной ослепительно-белой яхты. Ранним утром она «барражирует» в заливе вдоль берега. На палубе обстановка вполне прелестная: вокруг белого стола в соломенных стульях сидят офицеры и штатские и балтийский ветер раздувает их белые летние мундиры и легкие сюртуки.

В центре нашей позиции седобородый генерал. Он смотрит в подзорную трубу на берег.

В окуляре подзорки проплывают все главные места действия нашей истории. Они соседствуют друг другу, окаймляя берега маленькой бухты. Вот слева проплывают столики, вазы, раковины и мостики сада аэроклуба «Икар». Далее – окаймленное штакетником летное поле со стоящими там аэропланами. В глубине поля низкий и длинный деревянный дом с террасой – там управление аэродромом и летными службами и комнаты для пилотов. Еще глубже – ангары и мастерские. За штакетником справа – мощенный булыжником двор и там полусарай, полунавес под вывеской:

«ДЕДАЛ» ЗАВОД ЛЕТАТЕЛЬНЫХ АППАРАТОВ

И МОТОРОВ ВЕТЧИНКИН И СЫН И КОМПАНИЯ».

Перед генералом на столе разложены фотографические карточки. Мы видим, что ворошит их длинным пальцем полковник Отсебятников, и понимаем, что это яхта охранки.

– Вот снимок 1903 года, Иллиодор Борисович, – докладывает Отсебятников. – Первый арест в Манеже. Иван Задоров, студент Императорского Высшего Технического училища. Как видите, юноша бледный со взором горящим…

– Уже тогда надо было петельку на шею… – вглядывается генерал. – Что далее? Первые усики…

– Так точно, и вместе с ними маузер, которого, к сожалению, на снимке не видно. Тысяча девятьсот проклятый, ваше превосходительство. Задоров член боевой группы эсдеков, зо генанте «большевик». Транспорт с оружием у Перемышля, баррикада на фабрике Шмидта, экспроприация банка во Владикавказе…

– О-о-о, – вдруг простонал генерал, хватаясь за голову.

– Девятьсот восьмой, – полковник небрежно подтолкнул фото холеным наманикюренным мизинцем, – узник Ярославской каторжной тюрьмы.

– Боже, да почему же тогда не повесили? – жалобно стенает генерал.

– Одиннадцатый год, – продолжает полковник. – Тобольский уезд. Сей бородач – ссыльнопоселенец Иван Задоров, господа. И наконец… – полковник обвел всех веселым интригующим взглядом и раскрыл отдельную папку. – Снимок этой ночи, Иллиодор Борисович. Еще влажный, как видите. Блистательный авиатор Иван Пирамида в скейтинг-ринге.