Генри Филдинг - Совратители, или Разоблаченный иезуит

Молодой Ларун, переодетый женщиной.

Молодой Ларун. Ни одна женщина не ждала еще с таким нетерпением своего возлюбленного. Вот так свидание! Что тут греха таить, не с ним бы мне хотелось здесь встретиться, но для начала придется поамурничать с монахом. Толы» бы не поколотить этого мерзавца, прежде чем он сбросит свою личину.

Стук в дверь.

(Стараясь говорить женским голосом.) Кто там? Беатриса. Открой, Изабелла!

Молодой Ларун. Войдите! Ишь, какой нежный голосок у этого кота!

Молодой Ларун, Беатриса.

Беатриса. Что это ты сидишь впотьмах, душечка?

Молодой Ларун. Ах вот кого еще принесло! Я, кажется, в самом деле попал

на свидание.

Беатриса. Где ты, Изабелла?

Молодой Ларун. Я здесь, детка, дай мне ручку. Это вы, дорогая Беатриса?

Беатриса. О небо, я в объятиях мужчины!

Молодой Ларун. Шшш!… Вы разве не узнаете моего голоса? Я – Ларун.

Беатриса. Господин Ларун! Что вы здесь делаете?

Молодой Ларун. Не спрашивайте меня ни о чем. Спрячьтесь где-нибудь рядом. Вы увидите презабавную сцену… Да нет, не бойтесь, ничего неприличного, уверяю вас! Скорее, сударыня, вы совершите похвальный поступок – будете лишним свидетелем против одного отъявленного негодяя.

Беатриса. Не пойму, о чем вы говорите, но в добром деле всегда готова помочь. (Уходит.)

Молодой Ларун. А теперь займемся моим любезным. Ага, кажется, я слышу его шаги.

Молодой Ларун, Мартэн.

Мартэн. Изабелла, ты здесь?

Молодой Ларун. Здесь.

Мартэн. Приди в мои объятия, мой ангел!

Молодой Ларун. А вы не в страшном обличье?

Мартэн. Я принял обличье достойного человека – твоего духовника, честного отца Мартэна. Дай же мне обнять тебя, моя очаровательница, любовь моя!

Молодой Ларун. Господи, что это вы?!

Мартэн. Я хочу открыть тебе то, что никто, даже дух, не может открыть словами. Где твоя постелька? Там я тебе все объясню. Мы снова изведаем радости, которые ты испытала, когда я приходил в ином обличье. Тихонько, моя дорогая, тихонько, прелесть моя! Эта ночь подарит миру нового папу.

Молодой Ларун уводит Мартэна.

Соседняя комната.

Старый Ларун, Журден, Изабелла, монах, молодой Ларун, Мартэн, Беатриса.

Мартэн. Куда ты меня тащишь?!

Молодой Ларун. Сам увидишь, мерзавец!

Мартэн. Ай!

Молодой Ларун. На колени! Признавайся во всем, негодяй, или этот кинжал сейчас будет у тебя в сердце!

Монах. Он может ни в чем не признаваться, мы сами все слышали.

Старый Ларун. Ура! Ура! Монаха поймали! Монаха поймали!

Журден. Я не могу поверить своим глазам!…

Старый Ларун. Как смел ты совращать моего сына, поповская гадина! Я тебе покажу, как покушаться на честь нашей семьи.

Монах (Мартэну). Вы обесчестили наш орден и будете за это сурово наказаны.

Мартэн. Мы с вами поговорим в другой раз.

Старый Ларун. Постойте, сударь! Я человек милосердный: разом очищу его от всей скверны. Эй, кто там!

Входят слуги.

Возьмите-ка этого почтенного господина, сполосните его хорошенько в луже, а потом – на одеяло и подбрасывайте до тех пор, пока не высохнет.

Первый слуга. Давно руки чешутся!

Все слуги. Уж мы его пополощем, будьте покойны!

Мартэн. Вы еще пожалеете об этом, господин Ларун!

Слуги уволакивают Мартэна.

Старый Ларун, молодой Ларун, Журден, монах, Изабелла, Беатриса.

Монах. Он заслуживает худшего, но вспомните о его сане, господин Ларун.

Старый Ларун. Сударь, я не избавлю его от этого наказания, даже если мне самому придется потом претерпеть такое же! Ну, старина Журден, теперь ты веришь, что можно выдать дочку замуж и не угодить в чистилище?

Журден. Не сердитесь на меня, дорогой сосед! Что поминать старое! Да и вы, молодой человек. Кажется, в моих силах вознаградить вас, хотя бы отчасти. Берите мою дочь.

Молодой Ларун. Да я бы за такую награду согласился выстрадать в тысячу раз больше!

Изабелла. Это еще успеется, дорогой. Во власти женщины вознаградить мужчину за все муки, которые он претерпел до свадьбы, но как быть с теми, что ждут его после?

Молодой Ларун. Нам с тобой не грозит такая участь!

Старый Ларун. Черт бы вас подрал с вашими восторгами! Если ты не заставишь ее пострадать еще до восхода солнца, значит, ты не мой сын. А если она не заставит тебя страдать целый год после этого – значит, она не женщина, и пусть черт ее заберет! (Журдену.) Ну а ты, сосед, возвращайся-ка в нашу компанию. Теперь ты убедился, что поп твой – мерзавец, а сам ты валял дурака?

Журден. Да, господин Ларун, я в самом деле заблуждался, но и вы заблуждаетесь не меньше моего – только по-иному. Вам не вредно было бы поразмыслить над грехами своей молодости, поверьте мне!

Старый Ларун. Вредно, сударь, уж как вредно, черт побери! Вреднее всего сокрушаться над былыми грехами. Да и какие у меня грехи – разве что те, какие есть у всякого честного человека? Правда, в двадцать пять лет я питал слабость к прекрасному полу, а в сорок не мог устоять перед бутылкой, зато я всегда делал столько добра людям, сколько мог, а это главное.

Изабелла. А ты, Беатриса, все еще собираешься в монастырь?

Беатриса. Как тебе сказать… Боюсь, ты будешь смеяться надо мной. Нехорошо отказываться от своих слов, но я сегодня вдосталь нагляделась на монашьи дела и, кажется, предпочту остаться среди мирян.

Старый Ларун. Правильно, сударыня, хорошо сказано! Черт возьми, вы мне нравитесь, сударыня, и если б я не решил ради этого негодника никогда больше не жениться, то заключил бы вас в свои объятия и доставил вам не меньше радости, чем любой юнец в целой Европе. Давай, старина Журден, разопьем нынче вечером бутылочку, а поутру пригласим этого честного господина – пусть обкрутит наших детей! И если с этого дня до самой смерти я не увижу больше ни единого монаха – плакать не стану!

Изабелла (молодому Ларуну). Видите, сударь, все кончилось как нельзя лучше. Если мужчина уверен в своей возлюбленной, ему не о чем тужить.

Самсон – древнееврейский мифический герой, обладавший сверхъестественной силой и отвагой.

Благослови, господь! (латин.).

Святой Франциск. – Франциск Ассизский (1182 – 1226); основатель нищенствующих монашеских орденов францисканцев и терциариев. Родился в Ассизи в семье зажиточного торговца сукном Пьетро Бернардоне. Получил скудное образование, проводил молодость беспечно и весело. Затем, неожиданно для своих друзей отказавшись от богатства, сделался проповедником христолюбивой бедности, мистиком и аскетом.