Ирина Чай - Любовь. Слёзы. Алкоголь

– Мама! -я бежала вниз со всех ног. – Мне дают общежитие, понимаешь? Сказали, я буду жить одна на двадцати пяти квадратах: своя маленькая кухня, комната, туалет и ванна. Совсем недавно там сделали ремонт. Смотри!

И я листала фотографии на телефоне.

– Совсем недурно, всё в таких светлых тонах!

– Ну, мама,– она выглядела подавленной, – неужели ты за меня не рада?

– Конечно, рада, но вот…

– Знаю, знаю! Когда у меня появятся свои дети, я тебя пойму!

Завалившись в постель, я думала о том, что завтра последний день на работе, и надо бы купить торт или пиццу, а, может, и то, и другое? Мне вдруг невольно вспомнились те студенты. Дыхание перехватило, и на мгновение защемило сердце. А еще тот парень! Таких черных глаз я еще в своей жизни не видела. Разве стоит вообще о нем думать? Я никогда не стану одной из них и сидеть с ними вот так запросто никогда не смогу. Есть тип людей, к которым я себя не относила: они всегда немного лучше во всем, на них всегда все смотрят и втайне завидуют, стоит просто смириться с этим.

– Ты такая счастливая!– сказала Инна, откусывая по чуть-чуть от куска горячей пиццы, – прямо светишься вся!

– Я уже и чемоданы сложила, -с гордостью провозгласила я.

– Когда уезжаешь?

– Через четыре дня, я уже билеты купила, маму только жалко, как она будет без меня?

– Анна, мама любит тебя и понимает, что у тебя своя жизнь!

–Эх, если бы отец был жив, я так скучаю…

Последние вещи были собраны и уложены. Свою многочисленную коллекцию книг я оставила. Взяла только две самые любимые, которые я перечитывала так много раз, что сбилась со счета: «Мосты округа Мэдисон» и «Портрет Дориана Грея». Шпротик сидел у окна и играл с солнечными зайчиками уходящего дня, я легла на кровать и стала наблюдать: вот жизнь у кошки, не нужно стремиться, бояться потерять, жалеть, ненавидеть, отчаиваться. Вдруг мое сердце так сжалось, реальность происходящего обрушилась, как снежный ком.

Уезжаю на целые полгода! По щекам побежали слезы, и я рыдала целый час, радуясь, что мама на работе.

Мы пили чай на кухне, часы показывали девять.

– Я рада, что ты у меня такая целеустремленная, ты такая же, как твой отец. Когда он начинал свой бизнес, никто в него не верил. Еще бы! Мы оба из простой семьи, родители наши были обычными рабочими. Он добился всего только своими руками, потому что работал на износ. Этот дом, машина – как много он нам оставил, и, если бы он был жив, то обязательно поддержал бы тебя сейчас, и тебе бы не пришлось думать о том, на какие деньги ты будешь жить. А я продала его фирму за бесценок от страха- по щекам у мамы катились слезы, мое сердце упало.

– Мама,– я вскочила и обняла ее,– перестань! Ну, хочешь – я не поеду? Хочешь – я останусь?

– Нет, – вдруг резко оборвала меня она. – Ты поедешь! Я не допущу, чтобы этот город загубил тебя. Потом, глядишь, устроишься в столице, и я к тебе перееду, – через слезы она улыбнулась. – Всё, хватит реветь! Мы с тобой сильные независимые женщины. У меня Шпротик есть, не заскучаем. Ещё я подумываю выращивать комнатные цветы, ты же знаешь, как я их люблю.

Это, действительно, так и было – у нас весь дом был уставлен цветами. И все они были зеленые, веселые, ухоженные, а летом сад был увит вьюнами от земли до самой крыши.

– Ты не против, что я пока займу твою комнату рассадой? Хочу попробовать разводить чайные розы и орхидеи!

– Ах, вот, значит, почему ты не против, что я уезжаю?– ехидно подметила я,– У вас со Шпротом уже планы на мою комнату?

Мы долго смеялись, разговаривали, шутили, как обычно бывает после чего-то печального. Когда всё высказано, на душе становится так легко, что потихоньку миришься со своей печалью и начинаешь принимать ее и воспринимать, как данное.

Мой поезд отъезжал от перрона в пять сорок утра, часы показывали два ночи. Я не спала. Луна была просто огромная, и комната освещалась ею. У меня было возбужденное состояние, как перед решающим броском. Я не могла больше лежать в кровати и встала, подойдя к окну, которое было распахнуто настежь. Летняя ночь была теплой, тихой, волнующей. Как прекрасно! Где-то вдали проезжали редкие машины, жужжали кузнечики, и нежно танцевал ветер. Такую ночь хочется запомнить навсегда, запомнить ее нежные запахи, звуки, запомнить себя в ней и те чувства, которые рождает такая ночь, ведь всё, что есть прекрасного в человеке, рождают именно такие ночи. В такие ночи я не верю, что может быть просто смерть, я верю во что-то большее. Я легла, когда уже рассвет начал освещать мое лицо, и, подремав около сорока минут, стала собираться.

Когда я спустилась вниз, мама жарила яичницу, разлив нам по стакану кофе.

– Мама, зачем ты так рано встала?

– Доброе утро! У меня сегодня выходной, хотела, чтоб мы вместе позавтракали, – мама была печальная, но старалась всеми силами это скрыть,– ты уже собралась?

– Да. Так жалко оставлять синтезатор, как же я без него? – я глубоко вздохнула. – И мои книги…

– Я буду за ним ухаживать, не волнуйся! Буду протирать пыль и играть те две песенки, которым ты меня научила. Помнишь?

Огонь так и прожигал мою грудь, когда вот-вот рыдания прорвутся наружу, я уже так скучала по маме, по дому, по коту, по своим вещам, но нашим утренним посиделкам.

– Не время реветь, давай ешь!– сказала мама, предугадывая мои чувства. – Ты, надеюсь, не передумала ехать?

– Нет, – сквозь слезы пробормотала я.

Подъехало такси. Я стояла одетая, груженая двумя массивными чемоданами.

– Ты и зимние вещи взяла? – удивилась мама.

–Да, зачем покупать, у меня эти вещи еще новые, – хотя моему пуховичку исполнилось уже добрых три сезона.

Я напоследок потрепала кота за ухом, отчего он благодарно замурлыкал. Мы крепко обнялись, и мама проводила меня до ворот.

– Я верю в тебя! Будь сильной и ничего не бойся, это тебе! – мама протянула серебряную цепочку с кулоном, где был изображен японский символ.– Этот символ означает «путь». Я хочу, чтобы он стал твоим талисманом. Никогда не забывай две самые главные дороги: дорогу своей жизни и дорогу домой.

Мы с мамой всегда держали эмоции при себе, поэтому такое откровение заставило давить в себе слезы.

– Мама, спасибо! Это так важно сейчас. Спасибо,– машина прогудела, я обернулась, водитель указывал на наручные часы, тем самым давая понять, что «денежки капают».– Мне пора! Когда сяду в поезд, я обязательно позвоню тебе, пока.

В окно я видела маму, которая, немного покачиваясь, стояла у ворот, а возле ее ног сидел толстый усатый кот. Моя семья. Как же мне больно оставлять вас! Но это мой путь. Спасибо, мама!

Я стояла на перроне. Ранее утро уже таило в себе отголоски осени. Меня всю трясло от макушки до самых пяток, но я хранила внешнее спокойствие. Поезд подъехал, объявили, что остановка продлится двадцать минут. Я нашла свое купе, поблудив несколько минут туда-сюда. В купе находился молодой парень, лет двадцати пяти. Он занимал нижнюю полку.