Иван Охлобыстин - Даун Хаус

Неожиданно Настасья Филипповна замечает лежащие на земле конфеты, она начинает их собирать и добирается до открытой двери «волги» с мигалкой. Она залезает туда и дверь за ней резко захлопывается и «волга» с сиреной уносится вдаль.

Ганя: …Тогда Тоцкий эту дочку отправил на свою казенную дачу, для культурного развития, а сам стал к ней на каждый уикенд наезжать…

Тоцкий и Настасья Филипповна одетые в кимоно сидят в позе лотоса.

Медитируют.

Читает с ней книжки.

Показывает, как играть в гольф.

Ганя: …Прошло почти десять лет и начал Тоцкий подумывать о женитьбе на какой-нибудь приличной девушке со связями.. Нашел себе невесту – Александру Епанчину. За ней хладокомбинат давали…

Александра в подвенечном платье стоит на фоне гигантской холодильной камеры, у нее за спиной возвышаются два грузчика в кожаных фартуках с брикетами замороженной трески на руках.

Ганя: …Но ни тут то было – Настасья Филипповна к Тоцкому домой приехала и стала убийством и судом угрожать за растление несовершеннолетней гражданки Украины…

Тоцкий стоит на пороге своей городской квартиры, смотрит на сердитую девицу через дверную цепочку.

– Я, – говорит Настасья Филипповна, – вами доведена до точки сборки. Вы меня под Пинк Флойд невинности лишили и к дзен буддизму пристрастили, а сами жениться на другой задумали! Нет! Я вас наверняка в подъезде серной кислотой оболью. – Тоцкий поежился. – Или, еще лучше, в суд подам за растление несовершеннолетней гражданки Украины, то есть меня. Выгонят вас с поста, и посадят вас в камеру к уголовникам. А вы помните, что делают уголовники с бывшими ответственными секретарями? Через день вас можно будет в лифчики наряжать. Никакой посторонней женитьбы, и деньги тут ни при чем. Я ими и пользоваться не умею. А вот вы мной попользовались и бросить захотели. Теперь я буду жить, как сама захочу и посмотрим, кому хуже. Живите и мучайтесь. На прощанье хочу вам заявить, что вы мне все это время были омерзительны. Боров!

Ганя: …После этого разговора Тоцкий месяц без охраны из дома не выходил. Боялся, что зарежет. И понять он не может, что именно Настасья Филипповна от него хочет.

– Вы-то тут причем? – не понял Мышкин.

– Это Иван Федорович решил проявить военную хитрость, – пояснил Ганя, – меня на ней женить. Тогда у нее повода не будет на Тоцкого обижаться. А Тоцкий с Епанчиным будут осуществлять слияние государства и частного капитала на бытовом уровне.

Скоро они оказались у дома Гани.

Шагнули в подъезд и поднялись в квартиру. Князь с интересом читал надписи на стенах подъезда и восхищался: Обратите внимание Гавриил Ардалионович – о чем думают современные дети!

– Что такое! – на ходу спросил Ганя, – О том же и думают – письки, сиськи!

– Да, – это конечно, – согласился князь, – Но только подумайте, какой динамичной любовью к жизни наполнено каждое слово – и он с выражением прочел, – Хочу бабу потолще. Коля. М.

– Тьфу ты! – раздраженно сплюнул Гавриил Ардалионович и взялся за медную ручку на двери.

В прихожей им навстречу вышла мама Гани и его же сестра Варвара.

– Кого опять притащил? Фамилия? – хмуро поинтересовалась мать у сына.

– Хочешь мама верь, хочешь не верь, но это родственник жены моего непосредственного начальника, князь Мышкин, – ответил тот.

– А почему князь? – не поняла мама.

– Я не местный, мои за рубеж еще в Февральскую революцию уехали, – успокоил ее князь.

– Тогда проходи, – пригласила его мама, – Так понимаю, будете у нас жить?

– Буду, – отчаянно кивнул князь и попросил. – Только не давайте мне увлекаться особо.

– Чем? – уточнила женщина.

– В принципе всем, но особенно компьютером, когда я еще был программистом, то бывало, что неделями не вставал от него, не мог добровольно оторваться, – сказал князь.

– Это не беспокойтесь! – успокоила его мать Гани. – У нас компьютера отродясь не было. Мне не зачем, а у Гани денег на прогресс нет.

Тут из первой от входной двери комнаты выбежал какой-то старик и бросился целовать напуганного гостя в засос. Причем с криками:

– Ах как вырос, наш кобелек! Помню, помню, как тебе жопку обосранную мыл в Баден-Бадене на родниках!

– Да я и не был никогда в Баден-Бадене! – попытался оторваться от него князь.

– А где был? – уточнил старик.

– Был в Каннах, – подсказал Мышкин.

– Помню, помню, как жопку твою обосранную мыл в Каннах на родниках! – взвыл старик.

– С чего это вы взяли, что я беспрерывно какался? – осерчал гость. – У меня с детства такой манеры не было – под себя ходить!

– Ай, да молодец, – совсем не смутился старик и начал клянчить. – Выдайте мне десять рублей.

– Все папа, идите баюшки, – отпихнул его назад в комнату Ганя, а князю сообщил, – Это мой родитель – генерал Иволгин, гроза Кавказа. Спился и проигрался от многочисленных ранений. Денег ему не давайте, он их все равно в рулетку продует. Да, это мама моя и сестрица Варя, – ткнул рукой в сторону женщин Ганя, – Мама очень добрая, а Варя совсем задумчивая.

– Очень приятно, – поклонился им Мышкин.

– Салют! – раздался из глубины коридора сначала голос, а потом недвусмысленный звук исходящих газов и взметнул портьеру.

– Фердыщенко! – усовестила кого-то Варя и объяснила. – Еще один наш постоялец Фердыщенко – галерейщик, и пукает оглушительно по любому подходящему случаю.

– Сейчас случай самый, что ни на есть подходящий. Салют в честь высокого гостя, – опять раздался тот же голос.

– Что, пошли чаем полакомимся с кренделями? – предложил Гавриил Ардалионович.

Собравшиеся согласились с ним и прошли в большую комнату.

– Решил я все-таки мама на Настасье Филипповне жениться, за ней три вагона тушенки дают.

– Дурная баба, – расстроилась мама, – Беспорядочного образа жизни и сомнительного прошлого.

– Но тушенка мама!? – простонал Ганя.

– Чего тушенка!? – крикнула Варя, – Где гарантии, что они тебе свежую дадут? Вдруг, просроченная давно, а эта фотомодель нас триппером уже позаражает.