Виталий Ерёмин - Браво-брависсимо

СТАЛИН. Слушайте, Вучетич, а вам не надоел этот, с усами? (Вучетич не может вымолвить ни слова) А мне надоел. Уберите, а то расколочу. Все, Паукер! Едем в Кремль. Важанов, вы как-то странно на меня посматриваете…

ВАЖАНОВ. Товарищ Сталин, я должен передать вам крайне странное письмо. Вот.

Важанов протягивает конверт. Сталин берет. Вскрывает. Читает. Не может скрыть удивления.

СТАЛИН. А что? С Рузвельтом мы можем поладить. Евреи Америки сочувствуют нам. Обсудим это вечером на даче. (после паузы довольно зловеще) А больше вам ничего мне показать?

ВАЖАНОВ (после некоторой паузы, по-военному). Никак нет, товарищ Сталин.

Москва, Кремль. Левое крыло Потешного дворца. Коридор на втором этаже, где раньше жила прислуга, а теперь обитают члены Политбюро. Надежда входит в свою кремлевскую квартиру. Из своей квартиры, что рядом, выходит жена Молотова Полина Жемчужина со свертком в руках.

ЖЕМЧУЖИНА. Доброе утро. Надюша.

НАДЕЖДА. Доброе утро, соседушка. Что это от тебя копченой рыбой пахнет?

ЖЕМЧУЖИНА. (протягивая сверток) Как хорошо, что я тебя встретила. Вот, передай Иосифу. Его любимая таранка. Из Азова прислали. Пусть полакомится.

НАДЕЖДА. Да нельзя ему таранку! Он в свое время ее переел. У него сейчас новое увлечение – селедка «габельбиссен» немецкого посола. От нее, наверное, и мучается. (всматривается в лицо Полине) У тебя-то все ладно?

ЖЕМЧУЖИНА. (убитым тоном) Сегодня Слава в отпуск поехал, а Иосиф его не проводил. Хотя всегда провожал.

НАДЕЖДА. Ему ночью собака спать мешала. Вот он и поздно встал.

ЖЕМЧУЖИНА. Правда? Ой, у меня от сердца отлегло. Сейчас отправлю Славе телеграмму. Он тоже, наверное, места себе не находит. Какая же ты счастливая, Надюша.

НАДЕЖДА. Ага, счастливая… Отобрали партбилет, вызывают на комиссию. Сидят старые большевики. Ну, как водится, первый вопрос про стаж. Ну что, буду я им рассказывать, как Ленину постель стелила, а потом у окна стояла, караулила? Но особенно старикам не понравилось, что у меня мало общественных нагрузок. Ну что мне, рассказывать, что Сталин велит только детьми заниматься?

ЖЕМЧУЖИНА. И про царицынский фронт ничего не сказала? Мама дорогая, это ж такое пекло было! Мне до сих пор стыдно: я-то клубом заведовала, за десятки километров от передовой. Так неужели, тебя вычистили?

НАДЕЖДА. Представь, не вернули партбилет.

ЖЕМЧУЖИН. Кошмар! Хочешь, я это поправлю? Надо просто подсказать председателю комиссии, чья ты жена.

НАДЕЖДА. Паукер уже вмешался.

ЖЕМЧУЖИНА. Паукер – хороший мужик. Детки твои его любят.

НАДЕЖДА. Ну, как клоуна не любить.

ЖЕМЧУЖИНА. Да, очень смешной. Даже не верится, что когда-то воевал. И совсем не похож на идейного коммуниста. А ты что невеселая?

НАДЕЖДА. Раньше жила как в скорлупе, а теперь знаю, что в стране происходит. Чему радоваться?

ЖЕМЧУЖИНА. Ну, у нас положение лучше, чем в Европе и в Америке. Там жуткий кризис, а у нас рост, правда, небольшой, но скоро так рванем – дух захватит.

НАДЕЖДА. О чем ты, Поля? Шерстяных тканей производим полметра на душу. Женщины даже зимние платья шьют из ситца. Сотрудники наркоматов лампочки домой уносят – боятся, что ночью украдут. Основная еда у людей – ржаной хлеб да картошка. Махорки только вдоволь.

ЖЕМЧУЖИНА. Зря ты, Надюша, так смотришь на жизнь… У других не такое было. Вспомни судьбу Софьи Толстой. После первой брачной ночи она прочла в лёвушкином дневнике его впечатление о ней: «Не то». Представляешь, каково жить с мужчиной, который сказал о тебе, что ты «не то»?

НАДЕЖДА. Это ты к чему?

ЖЕМЧУЖИНА. Так ведь тебя-то Иосиф как любит! А потом Софья рожала по ребенку в год и всех кормила своей грудью – Толстой не разрешал заводить кормилиц… Бывали, Надюша, у жен великих судьбы тяжелей. Что делать, любят мужья повелевать.

НАДЕЖДА. Ты тоже считаешь Иосифа великим?

ЖЕМЧУЖИНА. А как же? Я Сталина люблю.

НАДЕЖДА. Ах, Полечка. Ты любишь вождя Сталина, а вождь Сталин…

ЖЕМЧУЖИНА. Тебя?

НАДЕЖДА. Твою таранку. (смеются) О, господи! И смех, и грех. Раньше-то вожди были только у диких племен. И вдруг… (заходится в нервном смехе) и вдруг…и вдруг эти вожди у нас… и еще мавзолей… главный вождь лежит, а другие вожди стоят на нем… Ну, почему? Почему? Почему?

ЖЕМЧУЖИНА (с гримасой ужаса. Надюша, тебе надо показаться докторам.

НАДЕЖДА. Иди, Полечка, отбивай телеграмму своему Славику. Все не так плохо. Куда же верховный вождь без Славы Молотова?

Надежда уходит.

ЖЕМЧУЖИНА. Боже…

Непроизвольно делает движение рукой, как бы осеняя себя крестным знаменем. Из соседней двери появляется Паукер.

ЖЕМЧУЖИНА. Ну, вот, ты все слышал.

ПАУКЕР. Молодец, товарищ Жемчужина. Хорошо работаешь. Надоела тебе, наверное, рыба. Не женское это дело. Потерпи еще немного. Скоро доверим тебе парфюмерию в стране.

Москва. Кремль. Комната для совещаний рядом с кабинетом Сталина. За длинным столом два молодых человека, Каннер и Важанов. Входит Сталин.

СТАЛИН. Ну что, молодежь, чего новенького в почте?

КАННЕР. Писатель Крымов, сбежавший в 17-м, пишет вам из Германии. «Русская революция сделала уже колоссально много. Но эксперимент затягивается, нужны какие-нибудь реальные результаты…» Дает советы, как управлять Россией. «Прежде всего, армия… Все должны знать о ней преувеличенное. Чем больше всяких военных демонстраций, тем лучше…И еще: побольше музыки, бодрых песен, смешных и героических фильмов». Писатель этот Крымов никудышный и советчик тоже не ахти.

СТАЛИН. (сдерживая раздражение). Товарищ Каннер, вы можете просто дочитать до конца?

КАННЕР. «Не нужно лжи, но нужны две правды, и о большей умолчать на время и тем заставить верить в меньшую, а когда понадобится, малая отступит перед большой». Это как-то совсем мудрено. Лично я не понял.

СТАЛИН. Положите это письмо в папку для повторного прочтения. Вот ведь как! Был Крымов врагом, но пожил в Европе и превратился в сочувствующего. Стиль, действительно, корявый, но некоторые мысли здравые. Мне только непонятно, почему он ни слова не написал про омоложение крови партии – ее кадров. Ведь кровь – это дух. Чьи слова?

КАННЕР. Ницше, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Почему в моей библиотеке только дореволюционное издание Ницше? Мы его не издаем, что ли?

КАННЕР. Крупская включила Ницше в перечень книг, вредных для детей и молодежи. Вместе с Кантом, Шопенгуэром, Платоном, Достоевским и сказкой «Аленький цветочек».

СТАЛИН. Совсем из ума выжила старая ведьма. Ну, ладно Достоевский, я сам не вижу от него пользы, но сказки-то зачем?

КАННЕР. Минпрос считает, что в сказках много мистики.

СТАЛИН. Какова попадья, таков и приход. А что еще есть остренького?