Александр Кайков - Любовь в тридевятом царстве

Действие возвращается в избу. Мечтательный Ванюша стоит, не открывая зажмуренных глаз, с блаженной улыбкой на лице мысленно продолжает целовать Ксению.

Матушка Пелагея (встревожено обращается к сыну) :

Что с тобою, ангел мой? Ты глаза свои открой!

Иван (продолжая сладко улыбаться, открывает глаза) :

Я, маманя, увидал цельной жизни идеал

И теперь, возможно быть, не смогу без ней прожить.

Матушка (крайне расстроенная таким поворотом) :

Лучше, Ваня, не пытаться за певичками гоняться,

Это ж богомерзкая Ксюха Красносельская,

Ну, на кой ты ей нужён? У неё ж таких мильон.

Иван (обиженно заступается за новообретённую любовь) :

Это благонравная Ксюша доброславная!

И прошу не сметь бранить то, что смог я возлюбить!

Матушка:

Это ж кто тут «благонравный»? Это кто ж тут «доброславный»?

Да твоя, Ванёк, певичка – пьяница, алкоголичка

Водку вёдрами хлестает, да по Питерской гуляет.

То ж стыда не надо знать, чтоб вдоль Питерской стоять! (Разгневанная мать как бы видит и представляет зрителю Ксюху в крайне легкомысленном виде, стоящую на обочине Питерской с прейскурантом почасовых услуг).

Зульфия ( дипломатично покашливает) :

Ну, давайте уж начнём, то зачем пришли к вам в дом.

Пелагея растерянно выпучивает глаза, а Зульфия продолжает :

Ну-ка, добрая хозяйка, платье посмотреть нам дай-ка.

Пелагея (достаёт графин с водкой, выпивает, не закусывая, пару стаканов) :

Чему быть – не миновать, ну, давайте примерять.

Далее Пелагея уже предстаёт в несоразмерно большом расфуфыренном платье с пышной юбкой и претензиями на аристократическую моду тех лет – с корсетом и прочими атрибутами. Её обступают Зульфия и Гюльчитай, прикидывая, где и что можно ушить.

Сказительница Матрёна:

Гости чинно удалились, платье перешить срядились.

Только удалились гости, мы давай Ванька́ чехвостить.

Пелагея:

Ты, позор семьи моей, постыдился бы гостей!

Люди оказали честь. Не возможно глаз отвесть —

В дом пришла красавица, а Ванюха пялится

От красавицы в окно. Ой, да стыдно и чудно.

Пьяную, гулящую, песни голосящую

Он, ишь, кралю приглядел, рот разинул, обомлел!

Иван:

Попрошу я прекратить оскорбления чинить!

Ксюшенька – большой талант, всенародный бриллиант.

Будь она пуста, тупа – не возникла бы толпа

Почитателей благих, ну, и я – один из них.

Будь она тупа, пуста – не открылись бы уста

Комплименты говорить, прославлять, боготворить.

Гостья ж ваша хороша, только не лежит душа

Мне её женой назвать. Сердцу же не приказать.

Ты мне мачеха иль мать, если хочешь навязать

На всю жизнь и без любви? Ну, давай её зови!

Если нравится тебе, так бери её себе,

И живите-поживайте, а ко мне не приставайте.

Я скорее удавлюсь, чем не по любви женюсь.

Ксюша – мой в окошке свет, вот вам от меня ответ.

Матушка растерянно молчит, зато подключается Матрёна :

Ну, Иван, ты подобрал для любови идеал!

Можешь даже не стараться, к ней тебе не подобраться.

У неё, любезный друг, – это знают все вокруг —

Ухажёров до черта, не тебе, Ванёк, чета.

Из людей больших, дородных, из купцов да благородных.

Говорят, есть полюбовник, целый гвардии полковник.

Он тебе прострелит лоб, не заглядывался чтоб.

Иван:

Вы меня тут не пугайте, от любви не отшибайте,

Чай, не будет он стрелять, ведь тюрьмы не миновать.

За такое злодеянье строго будет наказанье.

Матрёна:

Не тягаться твоей маме со столь знатными людями.

Да, накажут, пожурят, возвратить звезду велят.

Станет снова подполковник, тут беды-то на половник.

Даже года не пройдёт, как он в прежний чин войдёт.

А тебе, голубчик мой, всё лежать в земле сырой.

Иван( насупившись) :

Может, и на самом деле, лучше он меня застрелит.

Таковы мои дела – жизнь без Ксюши не мила.

Пелагея и Матрёна обречённо разводят руками.

Снова из окна выглядывает сказительница Матрёна. Синяк под глазом уже потихоньку подживает, но ещё светится.

Матрёна:

Чуть рассвет, и наш пострел взял цветы и полетел

На свиданье к своей крале, на которое не звали.

Действие происходит в опочивальне, она же будуар Ксении Красносельской. Примадонна лежит одна в пышной кровати. Раздаётся звук дверного звонка. Ксенияподнимается, держась руками за голову:

То ли в голове шумит, толь дверной звонок звенит.

Эй, Глафира, ну-ка глянь, кто пришёл в такую рань?

Через короткое время в дверях появляется заспанная горничная Глафира с причёской набекрень и объявляет :

Поутру к тебе притопал господин…

Иван Растопов, – врывается в спальню Иван, отпихивая горничную :

Я пришёл без приглашенья изъявить своё почтенье

И вручить мой скромный дар ( протягивает Ксении букет цветов ).

Ксения (небрежно берёт цветы) :

Ставь, Глафира, самовар

Раз уж сон совсем порушен. Ну, а ты, дружок, послушай:

Ну, на кой ты мне нужён? У меня таких мильон – показывает пальцем на вереницу из корзин цветов, стоящих вдоль стены, и продолжает :

Кабы ты бы отличился, ну, к примеру, изловчился,

Скажем, подвиг совершить, либо славу смог добыть

Ты в другом достойном деле, я тогда бы захотела

Тебя, милый, может быть, нашей прессе предъявить

Как моёва фаворита. А сейчас – вон дверь открыта,

И катись колбаской ты с Тверской до Спасской.

Иван (бухается на колени) :

Я прошу не погубить, а позволить рядом быть.

Я хотел бы здесь бывать, чтобы ручки целовать,

По утрам глядеть Вам в глазки и пылиночки сдувать,

А по вечерам я сказки мог бы на ночь рассказать.

Ксения поднимается с постели, откидывает одеяло, поглядывает на Ивана, пытаясь дать понять, что не мешало бы деликатно отвернуться, поскольку она перед ним оказывается в неглиже: в панталончиках и прочем нижнем белье того времени, но тот просто жадно таращится на неё глазами. Тогда она, махнув на чудака рукой, встаёт и начинает умываться из принесённого Глафирой деревянного ведра и приговаривает:

У меня табун таких целователей блажных,

Мастеров болтать мне сказки про любовь до гроба их.

Иван:

Умоляю: я б хотел…

Ксения( перебивает) : Вот опять своё запел,

Только мне какое дело, что с утра ты захотел?

А про то, что б я́ хотела, хоть бы звук издать сумел!

Иван:

Я хочу …(осекается) То есть, желаю… Ну, не знаю, как сказать…