Валя Шопорова - Вспомни меня!

– Карина, ты росла в огромном особняка, где при желании вы могли даже не встречаться.

– А ты рос в маленьком домике, и у тебя такой возможности не было. Но почему-то тебе всё равно нужен бедлам вокруг.

Леон медленно повернул голову, хмуро и тяжело смотря на подругу. Либо сегодня он всё принимал слишком близко к сердцу, либо она вконец обнаглела и перешла все допустимые пределы.

– Ладно, извини, – добавила девушка, положив ладонь ему на плечо. – Не хотела задеть твои чувства. Мы все имеем право на страдания.

– Рад, что ты это понимаешь, – буркнул Леон, отпив кофе.

– Понимаю. И я даже взялась бы лечить тебя от хандры и поиграла в психолога, но не хочется уходить от тебя с синяком под глазом. Да и ты потом на судах разоришься, а я тебе зла не желаю.

Карина встала, чтобы налить кофе и себе.

– Я никогда не был верующим, но из тебя нужно изгонять демонов, Карина, – поджав губы, отозвался Леон.

– Зато я отвлекаю тебя от тоски и держу в тонусе.

Сделав глоток кофе, Карина добавила:

– Кстати, я жду от тебя «Спасибо».

– Извини, но сегодня тот самый день, когда я никого не благодарю.

– А мне и не сегодня надо. На следующей неделе приезжает мой отец, и я хочу познакомить вас и представить тебя, как своего жениха.

– Я что-то пропустил?

– Не напрягайся, – улыбнулась девушка. – Это фикция и замуж за тебя я не собираюсь. Просто отец хочет мне добра и потому достал уже в своих попытках свести меня с сыновьями друзей. И он считает, что мне надо связать жизнь с восточным мужчиной, потому что они надёжнее, а в тебе как раз есть половина арабской крови. И поскольку брак в ближайшее время не входит в мои планы, мне надо сделать так, чтобы отец успокоился и оставил в покое меня.

– Отлично, – усмехнулся Леон. – А что скажешь потом? Что я скоропостижно скончался и ты, став безутешной вдовой, не можешь смотреть на других мужчин?

– Хорошая идея. Но я планировала потянуть год или два, а потом сказать, что чувства прошли и мы разошлись друзьями.

– И на том спасибо, моя будущая бывшая невеста, – сладко протянул Леон.

– Вот видишь, а говорил, что не благодаришь сегодня… – ухмыльнулась Карина. – И, Леон, надеюсь, у тебя в прошлом не было ничего особо компрометирующего? А то отец наверняка проверит дотошно всю твою биографию…

Леон мгновенно помрачнел, потому что перед глазами вспыхнул главный компромат всей его жизни – скандальные снимки, обвинения в инцесте. Что может быть хуже?

Известно, что – то, что было теперь: липкое одиночество, бесконечное чувство вины и коматозная надежда на то, что рано или поздно он найдёт его, своё ожившее отражение.

– Если твоего папу что-то не устроит, – отозвался он, – скажешь: «Люблю его и не могу ничего с собой поделать! Не могу без него, каким бы он ни был!». Любовь, как известно, зла.

Карина заливисто рассмеялась.

– Отличная идея, – ответила она. – В таком случае папа убедится в том, что со мной всё кончено, и перестанет пытаться устроить моё личное счастье.

Когда раздался звонок в дверь, Леон открыл её и, не взглянув на гостя, вернулся на диван. В квартиру зашёл Эван с сумкой-кенгуру, в которой сучил ножками очаровательный малыш. За прошедшие два года он успел жениться, развестись и между этими событиями обзавестись сыном: голубоглазым, белокурым и совершенно не похожим на него, что рождало множество подколов со стороны друзей.

– Привет, – поздоровался Прежан и, сняв переноску, сел в кресло напротив Леона и усадил сына на колени. Тот сразу начал крутиться, просясь на пол, поползать.

– Привет.

Эван взглянул на бокал в руках друга и, укоризненно посмотрев на него, сказал:

– Леон, сейчас, вообще-то, одиннадцать утра.

– И что? – отозвался Леон и сделал глоток коньяка.

– А то. Разве тебе не нужно на работу сегодня?

– Нужно, – пожал плечами Леон. – Но теперь мне не надо беспокоиться о том, что Фишер будет орать, мы же, вроде как, коллеги.

– Лучше бы он на тебя орал… – покачал головой Эван.

– Что тебя не устраивает?! – в голосе прозвучало раздражение.

– То, что ты пьёшь с утра пораньше. Я за тебя, вообще-то, волнуюсь.

– А ты волнуйся поменьше, – огрызнулся старший Ихтирам. – Тоже мне, трезвенник нарисовался.

– Иногда ты бываешь просто невыносим…

– А я никому своё общество не навязываю, – развёл руками Леон. – Если что-то не нравится – где дверь ты знаешь.

– Если бы я не знал тебя столько лет, я бы сейчас действительно обиделся и ушёл, а перед этим врезал тебе.

Леон горько усмехнулся. Да, он превратился в сущую сволочь, и он прекрасно это понимал, но поделать с этим ничего не мог. Так обычно бывает, когда умирает душа, отравляя трупным ядом тело и разум и портя характер.

Рука его по привычке потянулась к сигаретам, но он вовремя вспомнил, что рядом ребёнок. Забрав пачку, он отошёл подальше и, открыв окно, закурил. Эван недолго наблюдал за ним, затем спустил сына на пол и подошёл к Леону и тоже закурил.

– Как у тебя дела с Кариной? – спросил он после некоторого молчания.

– Как обычно: секс отличный, зубы острые, как у пираньи.

– Про зубы это в прямом или переносном смысле? – уточнил Эван. – Сними-ка футболку, а то, мало ли, она тебя увечит, а ты, бедный, терпишь…

Леон рассмеялся. Нет, всё-таки, как бы он не вёл себя, как бы иногда не морщился, когда друзья лезли в его жизнь, без них было бы куда хуже. Без них он бы уже давно повесился или вскрыл вены. Второе приходило на ум чаще.

Он благодарно взглянул на друга, который сумел хотя бы на несколько мгновений поднять ему настроение, но ответил в его же духе, ухмыляясь:

– Майку снимать не буду. А то, мало ли, что у тебя на уме и зачем ты ко мне таскаешься на самом деле…

За это он получил тычок в плечо от Эвана. После этого Прежан обнял его за плечи и, обернувшись и проверив, не уполз ли сын слишком далеко, спросил:

– А ты когда к Фишеру поедешь?

– Не знаю. Наверное, в полдень или чуть позже.

– Отлично. Я тогда с тобой поеду. Мне с ним переговорить надо.

– О чём же? Сольную карьеру собираешься начать? Или всё-таки решил переметнуться в другую группу?

– А вот это обидно, – покачал головой Прежан. – Семью не бросают, а вы для меня уже давно стали семьёй.

Леон слабо улыбнулся. Слова друга были и светлыми, и вызывали в душе новую волну горечи, потому что их большая и дружная «семья» уже почти два года была неполной.

– К тому же, – продолжал Эван, – я что, зря терпел вас всех столько лет, чтобы сейчас уходить к нормальным людям?

Леон высвободился из его объятий и, толкнув его, скрестил руки на груди.

– Иди на… – чётко проговорил он, но Эван одёрнул его:

– Эй! Не матерись при ребёнке!

– А я не собирался договаривать. Думаю, направление ты знаешь и сам, – хмыкнул Леон.