Виталий Амутных - Театр сопротивления. 6 пьес

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Что хоть там такое? Дайте…

ТАБАКИ. Там деньги… что-то я краем уха слышал, вроде дают?..

ВАЛЕНТИНА. Да, мы тоже слышали. С чего бы это Натан Фридманович сподобился?

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Дайте, дайте…

Табаки в нерешительности удерживает листок.

КИРИЛЛ. Прочесть-то дайте.

ТАБАКИ. Так вы ж подписывать не хотите…

КАРАТЫГИН. Почему же вы полагаете, что не хотим?

ВАЛЕНТИНА (присоединяется к Шайхельисламову). Очень даже хотим. И сейчас все всё тут и подпишем. Запросто. Дайте Джалилю, пусть прочтет.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ (берет листок у Табаки, читает). Так… Аркадию Семеновичу… так… мэру… Ага! Мы, нижеподписавшиеся, члены творческого коллектива театра убедительно просим вас передать наш убыточный театр в частную собственность Натана Фридмановича Клювганта с тем, чтобы он имел возможность модернизировать его по современному европейскому образцу – усовершенствовать его техническую базу, внедрять новинки научно-технического прогресса, тщательнее осуществлять контроль за соблюдением трудового законодательства, улучшить условия творческого труда, быта и отдыха работников театра, что для нас, членов творческого коллектива, в свою очередь дало бы возможность повысить качество нашего актерского мастерства, привело бы к улучшению производимых нами спектаклей, сделало бы их коммерчески выгодными, а значит, повысило бы выручку театра и наши личные доходы. Ниже фамилии. Номер один – Букетова Вэ Эм… И так далее. По алфавиту.

Томные кошачьи голоса.

ВАЛЕНТИНА, Ну! Прекрасно. Я считаю, что замечательно. И написано хорошо,

КАРАТЫГИН. Хороший слог.

ВАЛЕНТИНА. И все по делу. А?

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Я сейчас же и подпишу.

ВАЛЕНТИНА. И я.

КАРАТЫГИН. И я, всенепременнейше.

Все по очереди пишут на листке, передавая его от

одного к другому.

Табаки сперва кажется ошеломленным столь легкой

победой, но вскоре он находит объяснение внезапной

перемене настроений коллектива.

ТАБАКИ. Да, вот эта премийка как нельзя кстати, согласитесь. Я вот тоже сейчас пойду. Все-таки двадцать баксов!

КАРАТЫГИН. А откуда вы знаете сколько?

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Да, об этом, вроде, информации не было.

ТАБАКИ (смешавшись только на миг). Да? Не было? Ну, я так думаю. (Нашедшись). А сколько, не по тысяче ж УДЕ выпишут, правильно?! (Он счастлив).

Табаки с поспешностью прячет листок с подписями

(словно боится, что артисты вдруг могут решить

отобрать свои автографы) и, истекая улыбками,

удаляется.

Артисты возвращаются к своему художническому труду.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ (удрученно сопит, выводя кистью какие-то мыслете). Да-а-а… Предатели.

ВАЛЕНТИНА. Почему ж они не могут забрать деньги? Ну, не на что людям жить. Пусть.

Шайхельисламов сопит.

И вдруг гаснет свет.

ВАЛЕНТИНА. Опа!

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ (после паузы). Что это? Отключение за неуплату?

Свет вспыхивает и, мигнув пару раз, вновь гаснет.

Полная темнота.

КАРАТЫГИН. Может, это кто-то знаки какие-то подает?

ВАЛЕНТИНА. Инопланетяне.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Или миротворцы прилетели – электростанцию разбомбили.

КАРАТЫГИН. Это вряд ли.

КИРИЛЛ. Слава Богу, в округе нашего города нет нефтяных скважин.

Голос звукорежиссера: «Петрович, это у тебя там, что

ли?!» Голос Петровича: «Да нет. Хрен его знает!» Голос

звукорежиссера: «Может, на станции чего?» Голос

Петровича: «Да нет. Не похоже. Вон, я отсюда вижу, в

буфете свет есть. Это кто-то рубильник дернул.

Шутник. Пошли глянем“. Голос звукорежиссера: „Иду…

Только, как тут в темени такой… пробраться?..» Грохот

чего-то, задетого в темноте. Сдавленные

ругательства.

И полная тишина.

Полная темнота.

ВАЛЕНТИНА. Ой, так интересно. Там за стенами театра – день, люди по улицам бегут, у каждого своя какая-то цель, машины куда-то спешат… А тут – кромешный мрак.

КАРАТЫГИН. И такая тишина. Исключительная!

КИРИЛЛ. Как в гробу.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Откуда ты знаешь, какая в гробу тишина?

КИРИЛЛ. Ну… я так думаю.

ВАЛЕНТИНА. Ау! Ау-у! По-тря-сающе…

Вдруг вспыхивает свет. По театру разносится

заливистый собачий лай. Душераздирающие вопли кошек.

Собачий лай звучит все агрессивнее. Крики кошек – все

истеричней, все отчаяннее. Но вот к ним уже

присоединяются голоса людей. Топот. Грохот. Женский

визг. Беготня.

Голоса:

– Лови! Лови!

– Собаку держи!

– Сейчас! Она же дикая! Может, она бешеная!

– В клетку, в клетку загоняй! Стулом ее! Стулом!

Артисты не успевают определиться в своих дальнейших действиях, как на сцену выбегает Клювгант с кошачьей клеткой в руке. За ним поспешает Табаки – с двумя клетками.

КЛЮВГАНТ. Она куда-то сюда побежала! (Видит артистов. Его желтое лицо становится ярко-оранжевым). А-а! Кто?! Кто?! Кто?!!

ВСЕ. Что?

КЛЮВГАНТ. Кто?!

ВСЕ. Что?!

КЛЮВГАНТ. Кто?! Кто это выпустил кошек?! Кто это притащил с улицы дворняг?!

ТАБАКИ. Кто притащил дворняг?

КЛЮВГАНТ. Кто устроил таки этот… зверинец?! Да вы знаете, что тут есть кошки по три тысячи долларов?! По пять!!! Куда она?! Я видел, она сюда… Я с вас все высчитаю! Вы у меня… Ну, где?! Смотри! Там таки смотри! А вы, что стоите?! Террористы! Террористы!!

ТАБАКИ. Вон, там!

КЛЮВГАНТ. Где?!

Бросается в указанном направлении, скрываясь в горах

театрального хлама.

ТАБАКИ. Не там. Там!

Клювгант выскакивает уже из другой части сцены, бежит

в указанном направлении. Вдруг резко тормозит.

КЛЮВГАНТ. А ты что?

ТАБАКИ. Так у меня же клетки…

КЛЮВГАНТ (артистам). А вы что?!

Артисты в полной растерянности топчутся на месте.

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Так у нас же нет клеток…

КАРАТЫГИН. И перчаток. Для ловли кошек всенепременно нужны брезентовые перчатки.

А где-то в фойе театра катавасия лишь набирает

интенсивность. Слышится неистовый вопль помощника

режиссера (на этот раз не из динамика): «Ой, спасите!

Спасите! Спасите!!» И Клювгант с ответным кликом —

«Террористы!» – уносится со сцены. За ним летит,

размахивая кошачьими клетками, Табаки.

ВАЛЕНТИНА. О-бал-деть…

КИРИЛЛ. Это Богдан что ли с Кристинкой устроили?

ШАЙХЕЛЬИСЛАМОВ. Да кто ж его знает…

Артисты переглядываются… И разбегаются в разные

стороны.

На сцену вновь выскакивает Табаки, на этот раз с

перевернутым пластиковым ведром, которым, надо быть,

он намеревается накрыть какую-то из мохнатых

беглянок.