Виталий Амутных - Театр сопротивления. 6 пьес

БОГДАН. Теть Кать, вы меня пугаете.

ТЕТЯ КАТЯ. Больно ты пугливый. Вот и фамилия у тебя такая – Нетудыхатка. Жениться тебе надо, вот что.

Мелочь высыпается из руки Богдана и с отчаянным

звоном, умноженным пустотой пространства, скачет

по полу сцены.

БОГДАН. Теть Кать, что я вам плохого сделал?!

ТЕТЯ КАТЯ. А что ты сделал? Ничего не сделал.

БОГДАН. Так за что вы мне такого желаете? Я уже имел удовольствие. Было очень интересно. Больше не хочется.

ТЕТЯ КАТЯ. Ой, а мне-то нравилось, как вы вместе в спектаклях представлялись. Я всегда смотрела. Ой, хорошо представлялись! Хотя Анжелка твоя, конечно, девушкой была злобчивой…

БОГДАН. Злобчивой… Само зло! Олицетворенное.

ТЕТЯ КАТЯ. А может, и того… не распробовал.

БОГДАН. Да нет, теть Кать, очень даже распробовал. (Собирает с пола мелочь). Вот уже который год, домой приходишь, да как вспомнишь, что и там ее нет, и тут ее нет, так… так просто чувствуешь, что счастьем дышишь.

ТЕТЯ КАТЯ. Чтобы вы всегда были уверены в свежести дыхания везде и всюду, – ополаскиватель «Колгейт-плакс». Двенадцать часов защиты от бактерий и свежее дыхание надолго. Рекомендация стоматологов.

Богдан с изумлением смотрит на свою визави. А та

ничтоже сумняшеся продолжает работу. Чавкает,

шлепает мокрая трепка. Издали доносится

мявканье голодной кошки… Тетя Катя

выпрямляется, кричит куда-то вверх.

ТЕТЯ КАТЯ. Аю, Петрович, здеся ты?!

Тихим невнятным ворчанием отвечает ей темнота,

– и становится понятно, что помимо этих двоих

сумеречное пространство приючает еще какие-то

существования.

ТЕТЯ КАТЯ, Петрович, ты того, сюда фонарь включи! А тот выключи! Выключи тот! Правильно, я ж и говорю тоже, что экономика… Экономия… Туда выключи! А сюда включи. Да, а то ж не вижу ничего.

Слова уборщицы сопровождаются почти

мистическим миганием фонарей, пока один из них,

наконец, не высвечивает интересующую Тетю Катю

часть сцены.

ТЕТЯ КАТЯ. Во-от, это теперь хорошо!

Журчит вода… Чмокает тряпка… Мяучит кошка.

Вдруг откуда-то из глубины сцены доносится

велегласный грохот, а вослед за ним пролетает

несколько ругательств.

ТЕТЯ КАТЯ. Что за лось у нас в лесу?!

В ответ опять грохот, правда, не столь

значительный, и вновь -пара табуированных слов, но

уже высказанных не столь экспансивно.

ТЕТЯ КАТЯ. Сразу видать, не наш. Здешних троп не знает.

Появляется Кирилл. Он идет, смахивая с себя

какую-то труху, поругиваясь тишком, теперь уже

как-то умиротворенно.

БОГДАН (все еще с мелочью в руках). О! Кирилл! Наше почтение светочу режиссерской мысли. Хорошо тебе…

КИРИЛЛ. Добрый день. Отчего бы это мне было так хорошо?

БОГДАН. Ты птица вольная. К одному театру не привязан. Ставишь, где хочешь…

КИРИЛЛ. Или, где удается…

БОГДАН. Да хоть бы и так. А я вот сижу, – копейки считаю. И так считаю, и так перекладываю, а их почему-то больше не становится. Вот.

ТЕТЯ КАТЯ. Просыпайся первым с «Нескафе-классик» и успей сделать свое утро действительно приятным. Покупай акционную банку «Нескафе-классик» и получи пятьдесят тысяч…

КИРИЛЛ. Феноменально! Вы уже приобрели эту банку… с деньгами?

Но Тетя Катя, похоже, выдает подобные тексты

непроизвольно, поэтому теперь она ощущает даже

некоторое смущение и вот молчит, нескладно

изображая отстраненность.

Возникает и вдруг обрывается какая-то немудрящая

мажорная мелодия – одна из тех, под которые

обыкновенно в учреждениях для общественного

воспитания детей дошкольного возраста

демонстрируют хореографические и вокальные

таланты его обитатели. Это звукорежиссер,

готовясь к репетиции, опробует фонограммы. В

дальнейшем музыка так же будет возникать – время

от времени, в нелогичных, казалось бы, сочетаниях

разновидных обрывков, прослоенных вдобавок

всякими техническими шумами. Среди музыкальных

фрагментов и фраз будут встречаться и

всевозможные звуковые эффекты, как то – стук,

треск, кряканье, птичий щебет, звук льющейся воды,

шум ветра и проч., с весьма неестественной,

«театральной» передачей.

КИРИЛЛ. Ты слышал, бедный, но гордый артист? Доносили до меня слухи и прежде – деньги лежат в банке. Но я предполагал, что у этого слова другое значение. Ан нет, деньги все-таки лежат в жестяной кофейной банке!

БОГДАН. Да чтоб они пропадом провалились!

КИРИЛЛ. Кто? Что? Деньги?

БОГДАН. Да все! Все эти банки вместе с их ростовщиками. Вместе с их обслугой. Все эти мерзкие рожи – первоэлемент и фундамент нынешнего режима. (Чихает). О! Значит, правда!

КИРИЛЛ. Да что ты так?.. Взвился! Положим, рожи ростовщиков большей частью и впрямь не чаруют обаянием… Но, что уж так?..

БОГДАН. Да вот так! Они ж оттягали у людей все их жизненное пространство. Они пропитали продуктами своей жизнедеятельности каждую его пядь, каждый кубический сантиметр воздуха. Их миазмы спеленали нашу волю, пропитали наши сердца, души, навязали иной, чужой, чуждый способ существования… (В сердцах запускает пригоршню мелочи в зрительный зал). Ведь у них же все навыворот тому, что считается приличным у нормальных людей! Ведь то, что они именуют умом, у людей является мерзостью. Ой, это такой умный человек, вы себе не представляете! Он дал кредит одной семье, а те, как ни жилились, как ни пыжились, вернуть долг с назначенными им процентами таки не смогли. И он забрал их квартиру (кстати, в очень престижном районе города), забрал их бизнес, забрал их подержанную машину и даже велосипед. Он все это быстро реализовал, и тут же под хороший таки процент, одолжил кредитом еще троих. Это ж какой умный человек! Это же золотая голова! Теперь вот два года, как у него свой банк. Теперь он ест черную икру, как раньше ел ржавую селедку. Впрочем, ржавую селедку он не ел никогда, но это так – ради красивой фигуры в речи. Какой умный человек! Умный?! Это ум?! А в моем народе это называется паскудством.

ТЕТЯ КАТЯ. О, дает!

БОГДАН, И, пока общество еще не было отравлено их миазмами, их токсинами, таких вот «умных» здешний Закон…

КИРИЛЛ (который все это время с возрастающим вниманием слушал сию пламенную тираду). В вашем театре…

БОГДАН. И в нашем театре. И не в нашем театре. И вообще не в театре. Всюду! Всюду распространяется зловонный яд этого режима. Такой тоталитаризм Советскому Союзу даже не снился! Рыночное общество! Это ж надо было измыслить такое! Конечно, всякому человеку приходится на рынке бывать. Но, чтобы рынок поставить в центр общественных интересов! Кухонное общество – тоже было бы неплохо. Каждый человек, известно, посещает еще туалет. И не раз на день. Так почему бы ни декларировать туалетное общество? Или это вопрос времени?