Виталий Амутных - Театр сопротивления. 6 пьес

ВАЛЕНТИНА. И дачу с огородом в Ницце.

КРИСТИНА. Очень в кассу – и дачу в Ницце, окей. И каждый день свежие орхидеи в будуаре…

ВАЛЕНТИНА. Ну, что ж, от души желаю, чтобы твои орхидеи не закончились, как это зачастую случается, в одном из борделей на Аллен Стрит в Эст Сайде.

КРИСТИНА. А вы… А вы, Валентина Михайловна… Вы… старая! Да, вы старая! Вот так.

Удерживая под мышкой голову лисицы, накинув на плечо

ремешок сумочки, покачивая оранжевым мохнатым

хвостом, Кристина покидает сцену походкой

манекенщицы. От волнения один из каблуков у нее то и

знай норовит подвернуться, но подбородок вскинут

высоко. На выходе Кристину встречают Клювгант и

Табаки, которые, несомненно, стали свидетелями пары

последних реплик.

КЛЮВГАНТ. И что ты тут чешешься? У тебя что, отит? Или отосклероз?! Уже таки все динамики полопались. Быстро костюм подшивать! Красавица районная…

Пискнув что-то извинительное, Кристина, как-то

сжавшись, проскальзывает мимо директора театра.

Валентина тоже поднимается со стула, складывает

листки с текстом роли в сумочку, намереваясь уйти.

КЛЮВГАНТ (подходя к Валентине, одышливо). Здравствуйте.

ВАЛЕНТИНА. Здравствуйте, Натан Фридманович. (Хочет идти).

КЛЮВГАНТ. Что?

ВАЛЕНТИНА. Что «что»? Все хорошо.

КЛЮВГАНТ. Что Эст Сайд?

ВАЛЕНТИНА. Ничего. Должно быть, наслаждается демократией. (Вглядывается в его лицо). Что-то вы неважно выглядите. Как ваше здоровье?

КЛЮВГАНТ. Лучше, чем у всех.

ВАЛЕНТИНА. Ух-ты! (Уходит).

КЛЮВГАНТ. Что это они тут об Эст Сайде говорили?

ТАБАКИ. Точно, говорили.

КЛЮВГАНТ. По-моему, как-то неодобрительно таки говорили?

ТАБАКИ. Очень точно подмечено: неодобрительно. Что-то личико у вас сегодня особенно желтенькое.

КЛЮВГАНТ. Что?

ТАБАКИ. Я говорю, очень точно подмечено: вот именно, как бы неодобрительно, недоброжелательно.

КЛЮВГАН. Не нравится мне, когда вот это начинают нехорошо говорить… не то, чтоб о США, а вообще о руководящих принципах.

ТАБАКИ. Сто процентов!

КЛЮВГАНТ. Кто сейчас объединяет передовую, наиболее таки сознательную часть нашего народа и всех цивилизованных народов мира?

ТАБАКИ. Ну дык!

КЛЮВГАНТ. Вот и, будь добр, нигилизм свой засунь себе в одно место. А то сегодня они миротворческую демократическую миссию НАТО будут критиковать, завтра усомнятся в том, что американцы таки были на Луне, а там, глядишь, и в театре бардак начнется.

ТАБАКИ. Не приведи Бог, Натан Фридманович!

КЛЮВГАНТ. Что, подписала она?

ТАБАКИ. Которая?

КЛЮВГАНТ. Обе.

ТАБАКИ. Не успел еще. Виноват. Ну, Кристинка-то, понятно, подпишет.

КЛЮВГАНТ. А эта?

ТАБАКИ. Подпишет, подпишет. Куда денется?

КЛЮВГАНТ. Оно, конечно, можно было бы и без того. Но, если будет единое искреннее желание коллектива, – тогда таки легче.

ТАБАКИ. Однозначно.

КЛЮВГАНТ. Так ты пойди давай… Что народ там… Какие настроения и все такое.

ТАБАКИ. Да ужас!

КЛЮВГАНТ. Да?

ТАБАКИ. Сегодня с утра пораньше, вон, Богдан Нетудыхатка даже СПИД отрицал. Да, так вот и говорит: это все проклятые ростовщики и их прихлебатели придумали, чтобы из людей деньги качать.

КЛЮВГАНТ. Что, так и говорил: ростовщики, прихлебатели?

ТАБАКИ. Да вот матерью клянусь… Нет, мать уже пятнадцать лет, как на кладбище. Детьми клянусь!

КЛЮАГАНТ. Да, это две большие разницы – поклясться мертвой мамой или живыми детьми. Однако очень нехорошо, что такие вольности народ позволяет себе в мыслях… Ладно бы в мыслях, а то…

ТАБАКИ. …в высказываниях!

КЛЮВГАНТ. Нехорошо.

Из кармана его брюк раздается гимн страны.

КЛЮВГАНТ (с поспешностью достав мобильный телефон). Добренького вам дня, Аркадий Семенович. (Странным образом Клювгант в голосе и повадках вмиг становится похож на Табаки). Мое – прекрасно. Ваше здоровьечко, я уверен, таки не хуже. А как ваш псориазик? Мой – превосходно! Да, для вас, Аркадий Семенович, все, что угодно. Что? Еще один бутик нижнего белья? Теперь в нашем театре? Конечно, сделаем. Арендочка. Что вы! Это будет вам стоить символической суммы. Местечко найдем. А вот у нас бутафорская как раз для этого есть. Мы все оттуда вынесем, площадь освободим, двери замуруем, а снаружи, с улицы новые прорубим. Вот и чудно будет. Что вы говорите! Не за что. Но вы, Аркадий Семенович, помните, мы говорили… Да! Вы уж постарайтесь… да, чтобы депутаты приняли таки правильное решение. Да. И вам! А вам еще в сто раз больше! И… Да! И чтобы, как говорят, все у нас было, и нам ничего за это не было. Огромное вам спасибо за звоночек. (Нажимает кнопку отбоя и вновь становится самим собой). Ты посмотри… Вот уж аппетит! Просто булимия!

ТАБАКИ. Ничего. Бог поможет.

КЛЮВГАНТ. Если бы Бог жил на земле, люди повыбивали бы ему все окна. (Идет, но вдруг останавливается). А что же с этими делать… (его лицо перекашивает, как от съеденного лимона) с артистами? Может, им водки дать?

ТАБАКИ. Шикарно. Умнейшая мысль.

КЛЮВГАНТ. Да?

Уходит. За ним увязывается Табаки.

Сцена вновь остается пуста.

Голос из динамика: «Артист Шайхельисламов, зайдите в

пошивочную. Джалиль Шайхельисламов, зайдите в

пошивочную».

Появляются монтировщики, которые принимаются

возиться с задниками. С разных сторон слышится

обыденная профессиональная перекличка различных

работников сцены.

Необходимый задник монтировщики выбирают не с

первого раза. Наконец находят, начинают опускать, но

их окликает кто-то, и те покидают сцену, оставив

задник опущенным на две трети. На нем грубо и ярко

написан некий «мультяшный» ландшафт.

Стремительно выходят на сцену Валентина Букетова,

Кирилл и Богдан Нетудыхатка. Они заметно возбуждены

остротой захватившего их разговора. Букетова

наряжена в розовое атласное платьице шестилетней

девочки, в руках держит такую же блестящую розовую

голову свиньи.

Богдан в коротких штанишках на широких бретелях, на

ногах белые гольфы, тапочки с пушистыми помпонами.

На голове его колышутся укрепленные на обруче

длинные тряпичные уши, – возможно, это костюм зайца.

Или ослика?..

ВАЛЕНТИНА. Вот именно! Я и говорю, давайте поставим такую пьесу, чтобы весь город сбежался, чтобы полюбовался и на своих вождей, и на самих себя – бессловесных рабов, и вообще…

БОГДАН. Да! А то ведь наши театральные поделки так же походят на искусство, как свинья на коня.

ВАЛЕНТИНА. Попрошу без намеков на личности.

Все смеются.

ВАЛЕНТИНА. Действительно, ладно еще эти детские спектакли, рассчитанные разве на детей, страдающих слабоумием; так и всё ж остальное на уровне – любовник в шкафу, теще подмешали слабительного, тортом в морду… Давай, Кирюша, на тебя вся надежда.