Саша Тагул - Химия любви

Она(Карина).

Ее подруга(Лариса).

Он(Сан Саныч Сполох, прозвище – Пол).

Его жена(Елена Петровна).

Его друг Док(Врач-реаниматор, имя неважно)

Его друг Царь(работает каким-то начальником в Водоканале и поэтому говорит о себе не без гордости: «Я – король говна и пара» Без меня вы ничто и никто» Друзья соглашаются с ним и зовут его просто: Царь. Так короче и, значит, лучше).

Его друг Миха(работает то ли в издательстве, то ли в редакции – опять же неважно. Его ФИО – Михаил Михайлович Михайлов. Отсюда, понятное дело, и прозвище).

Ресторан. Обычный (приличный) ресторан, которых сегодня – в каждом квартале мегаполиса, в каждом подвале и полуподвале (больше площадь – дешевле аренда).

Почти пустой – отчасти потому, что еще рано (день не закончился, вечер не начался), да и день, похоже, будничный.

За одним из тех столиков, что поближе к барной стойке, сидит в одиночестве мужчина. По его фигуре, по тому, как часто пригубливает стакан, как откидывает голову и вновь ее опускает, видно, что ему одиноко и тоскливо. Тоскливо и одиноко – да так, что выть хочется… Ну, что же – дело для ресторана обычное.

Но на самом деле не совсем все обычно: он не пьян. И почти не притрагивается к алкоголю – пьет воду мелкими глотками.

Но курит много.

…В общем, скажем сразу: это Миха. Сначала он говорит про себя, а потом, не замечая казуса, вслух.

«Я – собиратель этой истории. Здесь не нужно ничего придумывать… Хотя я не прав: где-то у знаменитых я читал, что любое повествование нельзя начинать со слова «Я». Но я здесь давно сижу, очень давно. И мне простительно… Скоро Док и Царь придут».

Миха глубоко затянулся сигаретой.

«Пикантность, или, скажем проще, своеобразие момента заключается в том, что мне – мне лично! – надо разобраться во всем этом. А в этомеще никтои никогдане разбирался, черт меня подери!..

Простите, дамы и господа, просто я давно здесь сижу…»

Бармен, давно наблюдавший за ним, понял все, и в какой-то нужный момент подошел, поднес зажигалку к очередной сигарете, которая давно была вставлена в угол рта, но не была зажжена; хотел было наполнить рюмку – но та была полна.

Миха, конечно, обратил на него внимание, поймал его взгляд и стал говорить, отчасти имея в виду этого служителя.

– …Кстати, я хотел сказать… Кстати, – совсем ни к какой, не к стати!.. Помните анекдот? Сталкиваются «Мерс» и «Запорожец». Мужик из «Запора»: «Понимаете, я – писатель, прозаик». Крутой из «Мерса»: «Про каких, на хрен, заек?»

У меня схожая проблема…

…Пожалуй, помолчу… Скоро Царь и Док придут, станет получше.

Миха замолчал, крутит рюмку с алкоголем, не пьет. Бармен ушел за свою стойку протирать фужеры.

В зал вошел Док. Быстро найдя глазами нужный столик, подошел к Михее и минуту молча смотрел на него. Тот, не вставая, тоже впился взглядом в его лицо. Потом резко встал. Они обнялись, сели.

Молча.

И молча выпили. Потом пошел неспешный разговор мужчин, которые давно знают друг друга, которые давно не видели друг друга и которым есть что сказать друг другу.

Миха: – Тяжело… Очень тяжело вспоминать близких, по которым соскучился и которые сейчас далеко-далеко… При первом же слове мурашки по телу, слезы на глазах… И хочется врезать стакан водки, закрыться одеялом и молчать, молчать, молчать…

Док: – Пушкин, наверное… А как надо повернуть?.. (Усмехается.)

Миха: – Тупой стих. Я всегда – по крайней мере, до той поры, когда перестал с ним видеться, – так думал.

…Мне тогда было 25, Ивану Марсаку – 35, он – мэтр, я – ученик, только университет закончил, он уважительно просил меня сбегать («сходить в лавку») за вином, а сам по телефону болтал всякую чушь (женщинам, конечно), в том числе и эти строки, строчки. Глупые слова, а почему-то в башке засели.

А если говорить о Сашке Сполохе, о Поле… Да что там говорить – думать надо…

А он мне все рассказывал. Почти все…

Ну, во-первых, он рассказывал. Во-вторых, отдал мне письма. А в-третьих… Но об этом – потом, когда команда в сборе будет.

Док: – Ты знаешь, Миха, прошло много времени, но я злюсь на него. Причина простая: раньше я жил спокойной, размеренной жизнью, а теперь – нет. Душа болит. Из-за него. Смуту посеял – хотя раньше не сеял, мы жили, дружили. Душа в душу. Черт бы его побрал!..

Но сегодня, пожалуй, я все скажу и расскажу про него – вы же не все знаете! – для собственного успокоения, прежде всего. Он сам это позволил. Да и Карина тоже. Мне кажется, она до сих пор ничего не поняла – глупая тетерка… А кто умный?..

Миха: – Ты знаешь, когда все закончилось, у меня оказались их письма. И их признания – наверное, они мне доверяли и верили. Наверное, им становилось легче, когда они выговаривались. Наверное, и мне станет легче, когда расскажу о том, о чем они мне рассказали. Наверное… Во всяком случае Царь так же думает. Он тоже мучается. И за рюмкой чая спрашивает меня (а может, себя):

– А это действительно нужно человеку? Может, лучше стать машиной, наплевать на чувства и быть спокойным, как слон, – до конца жизни?..

И сам же сам себе отвечал (только опускал при этом голову): «А тогда зачем жить?»

Я молчал.

Док: – А я часто хожу мимо Санькиного дома, по парку, где он ранними утрами ходил, думал, плакал… Признаюсь, я ему завидую. Но я не уверен, что поступил бы так же, свались на меня то, что свалилось на него.

Миха: – А вот и Царь.

Миха и Док привстали со своих мест, встречая Царя, по очереди пожали ему руку.

Настроение вмиг сменилось: теперь вся компания в сборе, они рады видеть друг друга, смотреть друг на друга. Это друзья, и этим все сказано.

Док: – А у нас уже давно налито. Киснет.

Царь: – Понеслись!..

Миха: – За встречу!

Друзья выпили, закусили и надолго замолчали.