Эдуард Тополь - Жгучая тайная страсть. Личный театр Эдуарда Тополя

ВЕСЕЛИНА (готовясь записывать в блокнот) . Выборный собрал для вас деньги, и вы поехали учиться на скульптора. Сначала в Вильно, потом в Москву…

ИТКИНД. Да. Тов… (Начиная работать с торсом) Но тогда евреям было запрещено жить в Москве. А проституткам можно. Поэтому тут было много еврейских девушек, которые регистрировались, как проститутки, а сами шли учиться в институт…

Рассказывая, Иткинд мягкими движениями лепит глиняный торс ниже груди, отчего Веселина, стоя на табурете, закрывает глаза.

Иткинд, увлеченный работой, не замечает этого.

…или устраивались на работу. Вот у этих девушек я и жил. И пошел сдавать экзамен в Московское художественное училище…

ВЕСЕЛИНА (перебивает, жалобно) . Исаак Яковлевич, я очень кушать хочу…

Затемнение.

Звучат вечерние позывные Всесоюзного радио – мелодия песни «Уходит вечер» Варламова.

Москва, 1937 год.

На авансцене – все тот же маленький столик с настольной лампой, микрофоном и звуковым пультом. За столиком Веселина.

Звучит продолжение мелодии «Уходит вечер» Варламова.

ВЕСЕЛИНА (в микрофон) . …В Ленинграде, в Эрмитаже, поведены итоги конкурса на памятник Александру Сергеевичу Пушкину в память о столетии его гибели. В конкурсе принимали участие самые выдающиеся скульпторы: Фаворский, Сарьян, Герасимов, Шадр, Лебедева и другие. Первое место завоевали три работы Исаака Иткинда – скульптура в полный рост «Юный Саша Пушкин», бронзовая голова «Взрослый Пушкин» и горельеф «Умирающий Пушкин…»

Неожиданно из противоположной кулисы два вооруженных красноармейца выводят Иткинда с руками, связанными за спиной, и грубо толкая, ведут через всю авансцену к противоположной кулисе.

Там Иткинда встречает Следователь НКВД и ударом кулака вгоняет за занавес.

Видя это, Веселина с открытым ртом застывает на месте.

Звучит мелодия «Уходит вечер».

После паузы Веселина приходит в себя, вскакивает и бежит за арестованным Иткиндом.

1938 год, Шлиссельбургская крепость.

Посреди пустой сцены – табурет, а сбоку, у кулисы, грубая тумбочка.

На табурете сидит избитый Иткинд.

Над Иткиндом стоит Следователь НКВД.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Сукин сын, японский шпион! Продал японцам секреты Балтийского военного флота! Признавайся, сколько получил?

ИТКИНД (с сильным еврейским акцентом). Ви ошибаетесь! Я ничего не продавал! Это ошибка!

СЛЕДОВАТЕЛЬ (наотмашь бьет Иткинда кулаком по уху) . Врешь, сволочь!

ИТКИНД (трудно поднимаясь с пола на табурет) . Я не вру! Пожалуйста! Это ошибка! Не бейте меня!

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ты купил квартиру в Ленинграде! Откуда деньги?

ИТКИНД. Я вам говорил. Я скульптор. Брат Рузвельта Джеймс купил мои работы. И Леон Блюм, премьер-министр Франции, купил. Спросите в наркомате культуры.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Так ты еще и на Рузвельта работаешь? ( Бьет Иткинда) Ин а французов! (Бьет Иткинда) Признавайся, сволочь! Пиши признание!

ИТКИНД (снова с трудом поднимаясь с пола на табурет) . Не бейте меня. Позвоните наркому…

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Нарком уже признался. Вы оба предатели. (Наступает сапогом на гениталии Иткинда, сидящего на табурете) Раздавлю на хрен! Пиши признание, что продал японцам секреты Балтийского флота!

ИТКИНД (хрипя от боли). Я не продавал…

Следователь с силой жмет сапогом.

Иткинд, потеряв сознание, падает с табурета.

Следователь, плюнув на него, уходит.

Пауза.

В паузе слышны приглушенные крики заключенных из других камер.

Иткинд приходит в себя. Ползком добирается до тумбочки, открывает ее, достает ломоть черного хлеба. Возвращается к табурету, с трудом садится и, раскачиваясь, как еврей на молитве, мнет руками черный хлеб, лепит из него женскую фигурку.

ИТКИНД (вполголоса). Барух Ата Адойной Элух-эйну…

Входит Веселина. Она точно такая, какой была во второй картине – в летнем костюме, красива, по-утреннему свежа.

ВЕСЕЛИНА. Здравствуй, родной! Извини, это Шлиссельбургская крепость! Такие стены – я ничего не смогла пронести, только сама с трудом проникла…

ИТКИНД (повернувшись к ней правым ухом). Вус? Что?

ВЕСЕЛИНА. Я говорю: у этой крепости такие стены, я еле-еле прошла сквозь них. Но пронести ничего не смогла…

ИТКИНД. Ничего, весна моя. Видишь, они дают тут хлеб и воду. Утром дают кусок хлеба, но утром я его не кушаю. Я леплю тебя. Целый день. Ты такая красивая!

ВЕСЕЛИНА (целует его) . У тебя синяки. Ой, какие! Тебя бьют?

ИТКИНД. Каждый день. (Трогает левое ухо) Этим ухом я уже не слышу.

ВЕСЕЛИНА. Фашисты… (Становится перед ним на колени, гладит его ноги) .

ИТКИНД. Ничего. (Продолжая лепить из хлеба женскую фигурку) Они хотят, чтобы я написал, что я японский шпион. А я же не умею писать по-русски.

ВЕСЕЛИНА. Что ты делаешь?

ИТКИНД. Я же сказал: леплю тебя, весну.

ВЕСЕЛИНА. Я чувствую. Я даже через стены чувствую твои руки. Они такие сильные…

ИТКИНД. Я не сделаю тебе больно. Ты же моя Симонетта…

Слышны крики и ружейные выстрелы.

ВЕСЕЛИНА (вздрогнув, испугано) . Что это?

ИТКИНД. Это по ночам. По ночам тут бьют всех арестованных. И кто потом весь день дрожит от страха, те пишут про себя, что хотели убить товарища Сталина. Сами пишут. И тогда их выводят во двор и расстреливают.

Слышны ружейные выстрелы.

Вот еще.

ВЕСЕЛИНА. Я слышу. А как же ты?

ИТКИНД. А я не думаю о страхе. Видишь – я целый день занят, я леплю тебя. А хлеб кушаю только после допроса, перед сном. А утром они снова дают кусок хлеба и воду, и я опять свободный от них. Понимаешь?

ВЕСЕЛИНА. Любимый…

ИТКИНД. Ты моя весна… А как твоя девичья фамилия?

ВЕСЕЛИНА. А ты не помнишь? Я Хейфиц.

ИТКИНД (удивленно) . Хейфиц? Так ты еврейка?

ВЕСЕЛИНА. Конечно. (Садясь на пол и обнимая его ноги) . Расскажи что-нибудь. Я так скучаю…

ИТКИНД (гладя ее) . Что тебе рассказать, весна моя?

ВЕСЕЛИНА. Помнишь, ты начал рассказывать, как ты стал скульптором. Но потом мы занялись любовью и всё забыли.

ИТКИНД. На целый год…

ВЕСЕЛИНА. Да, ты же сумасшедший, ты не умеешь остановиться.

ИТКИНД. Извини, у меня была половая амнезия.

ВЕСЕЛИНА. Неправда. Просто ты уехал в Ленинград, купил мастерскую и стал делать Пушкина. И работал, как безумный. Даже когда я приезжала, у тебя не было на меня времени.

ИТКИНД. Да, я заболел Пушкиным. Ходил по Питеру, поехал на Черную речку. И я понял его. Он был не только гений, он был такой одинокий и так страдал! Я заболел от его страданий…

ВЕСЕЛИНА. Я помню, у тебя была температура. Я испугалась, хотела вызвать врачей…