Дон Нигро - В лесах Мэна

Действующие лица:

ДЖУЛЬЕТТА – молодая женщина, 22 года

РОЗАЛИНА – ее подруга, 25 лет

ЕЛЕНА – мать ДЖУЛЬЕТТЫ, 42 года

МОРГАН – любовник ЕЛЕНЫ, 45 лет

ДЖЕК – муж ЕЛЕНЫ, 47 лет

Декорация:

Коттедж в лесах штата Мэн осенью 2014 г. Мы видим палисадник, крыльцо, гостиную и одну спальню. Есть и вторая, невидимая нам, вход в которую из затененной глубины гостиной. Из палисадника несколько ступеней ведут на крыльцо, за ним – гостиная, где стоит деревянный стол, на котором разложен большой пазл. Спальня, которую мы видим, на одну-две ступеньки выше гостиной. Вокруг коттеджа лес. ДЖЕК может появиться из темноты где угодно, в любое время. Картины плавно перетекают одна в другую. Никаких изменений декораций.

( ДЖУЛЬЕТТА и РОЗАЛИНА, окруженные темнотой, сидят, глядя на невидимый костер – на авансцене- перед коттеджем, построенном в лесах Мэна ).

ДЖУЛЬЕТТА. Я знала, что ты приедешь.

РОЗАЛИНА. Как ты могла знать? Я сама не знала. Решила в последнюю минуту. Не знаю, почему я приехала. Я говорила тебе, что не люблю эти леса.

ДЖУЛЬЕТТА. Я тебя знаю. Ты не хотела меня разочаровать.

РОЗАЛИНА. Ты меня знаешь? Что ж, это довольно оскорбительно. Предположить, что ты знаешь человека, не в библейском смысле, разумеется. Ты не знаешь меня в библейском смысле. По крайней мере, пока. Несмотря на тот факт, что здесь мы делим кровать. И это прекрасно, потому что по ночам холодно, а среди того хорошего, что можно получить от людей, телесное тепло едва ли не на первом месте. Даже если ты не знаешь человека в библейском смысле. Хотя узнать человека в библейском смысле тоже обычно оскорбление, по отношению к достоинству точно, поскольку совокупление всегда нелепо. Я не знаю, что говорю. Я слишком много выпила. Хотя я никогда не напиваюсь. Просто отращиваю мох на северной стороне моего мозга, как старый ясень, и пауки ада выползают из моих ушей. Я ненавижу деревья. Деревья ужасают. Ты никогда не знаешь, о чем они думают. Внутри них может происходить, что угодно. Я думаю, Вивьен была совершенно права, заточив Мерлина в старом дереве в Бросельяндском лесу, используя магию, которой научилась у него [1] Подробнее в короткой пьесе «Страсть Мерлина» . Как Ариэль. Это была Ариэль? Ее Сикоракса [2] Подробнее в монологе Дона Нигро «Сикоракса» и, отчасти, в пьесе Уильяма Шекспира «Буря» заточила в дерево? Сильвия Платт написала о ней стихотворение, аккурат перед тем, как сунуть голову в духовку газовой плиты. Я думаю о Сильвии Платт всякий раз, когда что-то пеку. Я отождествляю с ней многое. Не с Сильвией Платт. С Сикораксой. Со всеми ведьмами. Ты думаешь, что знаешь меня, но на самом деле я совсем другая. Все совсем другие, а я – особенно. Ты должна всегда помнить об этом. Особенно ночью, когда холодно, и я – единственная, кто согревает тебя. Ты думаешь, что знаешь кого-то, и однажды ночью просыпаешься, а они в процессе познания тебя в библейском смысле, или их клыки уже глубоко вонзились в твою шею и они высасывают из тебя душу. А может, совмещают первое и второе. Просто дружеское предупреждение.

ДЖУЛЬЕТТА. Хорошо.

РОЗАЛИНА. Это не хорошо. Ничего хорошего в этом нет.

ДЖУЛЬЕТТА. Хорошо.

РОЗАЛИНА. На самом деле ты обманчиво агрессивна, по-своему.

ДЖУЛЬЕТТА. Хорошо.

РОЗАЛИНА. Причина, по которой я не люблю лес, проста. Однажды я заблудилась. Уронила карту в ручей, и она уплыла, как мистер Жаба и водяная крыса.

ДЖУЛЬЕТТА. Когда это случилось?

РОЗАЛИНА. В другой жизни, которую я не очень-то и помню. Перед тем, как я заснула. Когда ко мне пришли голоса. С тех пор я не могу найти себя. В последнее время предпочитаю читать книгу задом наперед или вбок, учась на ходу. Чем-то это похоже на стихи твоей матери, так что каждая книга – лабиринт, в который ты входишь где угодно и из которого выходишь, где угодно, и всякий раз когда ты открываешь книгу, это путешествие по другому маршруту. Я хочу сказать, какой смысл входить в одну дверь и идти по дому тем же путем? Иногда интереснее вломиться через окно подвала. Взаимодействовать с произвольными обстоятельствами. Позволить тому, что рвется из подсознания, направлять тебя сквозь лес книги, как крошкам, оставленным воображаемым богом. Что если ты вырвешь страницы из книги твоей матери, положишь в шляпу, а потом вытащишь одну на другой и расставишь в новом порядке? Кто-нибудь заметит? Если сделать коллаж из коллажа, что у тебя получится? Твоя мать пишет невоспринимаемые стихи-коллажи, но на самом деле она – фанатка полного контроля. Не позволяет нам приносить сюда мобильники. Словно собирается снять фильм ужасов или что-то такое. Разумеется, я ожидаю, что и прием сигнала здесь, как во Внешней Монголии.

ДЖУЛЬЕТТА. Ты всегда это делаешь.

РОЗАЛИНА. Нет. И не говори мне, что я всегда это делаю. Я не всегда что-то делаю. Что я всегда делаю?

ДЖУЛЬЕТТА. Меняешь тему, прежде чем откроешь слишком многое.

РОЗАЛИНА. Я вправе иметь секреты. Тебе нравится, что я загадочная. Именно это выбьют на моем надгробии. Здесь лежит Розалина. Отвергнутая возлюбленная Ромео. Она была загадочной. И не любила лес.

ДЖУЛЬЕТТА. Что-то не так.

РОЗАЛИНА. Все так. Конечно, много чего не так, полагаю, в Бангладеш, или в Нью-Джерси и в других частях вселенной, но не здесь. Здесь, в лесах Мэна, все чудесно.

ДЖУЛЬЕТТА. Ты не в себе с того момента, как мы приехали сюда.

РОЗАЛИНА. Откуда ты знаешь, в себе я или нет. Ты понятия не имеешь, какая я, когда в себе. И ты очень плохо знаешь, какая я, когда я кто-то еще. А я всегда кто-то еще.

ДЖУЛЬЕТТА. Здесь, в лесах, ты не такая, какой обычно прикидываешься.

РОЗАЛИНА. Да как ты можешь заметить разницу? У какой-то из моих ипостасей усы? Или они меняются усами, как французские синоптики из «Монти Пайтона»? За кого бы ты ни принимала меня в любой момент, я другая. Если только ты не думаешь, что я другая.

ДЖУЛЬЕТТА. Ладно, какую из твоих ипостасей мучили кошмары?

РОЗАЛИНА. Ты не знаешь, что мне снилось.

ДЖУЛЬЕТТА. Если на то пошло, знаю. Ты говоришь во сне.

РОЗАЛИНА. Правда? Я говорю на русском? Всегда хотела говорить на русском. Не хочу учить русский. Хочу только на нем говорить.