Леонид Зорин - Царская охота

Григорий.Мысль верная, я б и сам желал понять.

Кустов( читает ). «Но что я говорю? Какой ты жестокосердый! Увы, я ни в чем упрекнуть себя не могла, жила без порока, была довольна, находилась в невинности спокойно…»

Алексей.Опять заныла… тоска берет…

Кустов( читает ). «И вот ведаю, что творю преступленье, но оно мне необходимо. Я бы много отважилась, если б стала противиться волнующим меня движеньям?»

Алексей.Не сама писала. Разрази меня гром, с французского перетолмачила… Право…

Кустов( читает ). «Государь мой! Мы оба стали изменниками. Вы изменили другу, я – супругу. Итак, вы любите недостойную женщину, я – бесчестного человека…»

Алексей.Точно, точно – из письмовника взято. Какой же я ее мужу друг? Много чести. ( Кустову. ) Брось. Надоело.

Кустов.Вы, ваше сиятельство, в любви счастливы.

Алексей.Вот еще… Какое тут счастье? Это не счастье, а баловство. Ладно, оставьте нас с братом одних.

Кустов и Ферапонт Фомич уходят.

Григорий.Зачем он тебе?

Алексей.А сам не ведаю. О прочих знаешь все наперед. Что подумают и что скажут, а этот нет-нет, да и удивит.

Григорий.Уж будто?

Алексей.Иной раз даже взбрыкнет. После очнется от страха в поту, а мне забавно.

Григорий.Вчерашнее помнишь?

Алексей.Помню только, что был в безудерже.

Григорий.Дрался на кулачках. И с кем же? Со всякой сволочью. Фу ты, пропасть… Занятие для героя Чесмы.

Алексей.Что делать, Гриша, скука заела. Каково мне с моим-то норовом на Москве небо коптить. Да и люди не кони, взглянуть не на что.

Григорий.Нет, Алеша, рано, рано разнежился. Время тревожное – не для забав, не для шутов.

Алексей.Да отчего же? Его величеству Пугачеву сделано усекновение членов. Мужички берутся за ум, а всякая челядь в себя приходит.

Григорий.В этом-то, Алексей, и суть. Покамест дрожали за свои головы, было им не до нас с тобой. Где уж было с Орловыми воевать, когда Пугач у них на дворе. Теперь же вся мразь, какая ни есть, только и ждет, когда споткнемся.

Алексей.Помилуй, ты спас Москву от чумы, в честь твою в Царском воздвигнута арка.

Григорий.А ты турка без флота оставил. Что нам заслуги считать, Алеша? Чем больше заслуг, тем больше врагов. Иной раз чувствую, воздуха мало. Он злобой отравлен, тяжко дышать.

Алексей.Любят тех, кому покровительствуют. А тех, от кого зависят, – не любят. И что тебе любовь человеков. Любила бы женщина…

Григорий.Кабы так…

Алексей.Вздор, Григорий, каприз не в счет. Был и прошел. А ты остался.

Григорий.Алеша, слушай… тебе одному, другу, брату, крови своей, – не то, Алеша, вовсе не то! Такой ли была, так ли любила? Ведь рядом покойно стоять не могла, взор блуждал, и руки дрожали. Звала меня своим господином. Да я им и был, можешь поверить. Стоило мне насупить брови, она уж на все была готова. Ах, брат, это не передать, ты только представь себе – императрица, властительница над жизнью и смертью сорока миллионов послушных рабов, меня как девочка поджидала, минуты считала, когда приду. А ныне – покойна и снисходительна. Еще того хуже – жалеет! Алеша! Кого она жалеет? Меня!

Алексей.Полно, она и в былые дни знала, что делает. Сколько ты тщился Панина укоротить, а ведь жив. Стало быть, нужен. И ведь уличен! Ведь дважды заговор обнаружен. Другому б не сносить головы.

Григорий.Все-таки он в опале.

Алексей.Не верю… и ты не веришь. Он угорь – вывернется. А все потому, что нужен, умен. А матушка наша умна сама. Умный-то к умному вечно тянется. Вот Лизавета была попроще – при ней сила была в цене.

Григорий.Васильчиков, по-твоему, мудр?

Алексей.Васильчиков – нуль, пустобрех, петиметр. И прост, незлобив. Его не страшись. Это, брат, женский туман, растает. Вот тезка твой – Гришка Потемкин – другой. Я, брат, его не оценил. Каюсь, думал, что простодушен. С такой комплекцией человек редко бывает стратиг, а поди ж ты…

Григорий.Видеть, видеть его не могу!..

Алексей.Вот в чем беда твоя, больно ревнив. Ревнивец когда-нибудь да опостылеет. А государыню ревновать, это как ревновать державу. Это уж объявить права не на женщину – на престол. Говоришь, звала господином! Гриша, что ночью не говорится. Ночному слову, любезный друг, нет ни цены, ни веры. Забудь.

Григорий.Уеду. Пусть вспоминает.

Алексей.Дурак. Делать ей нечего – вспоминать. С глаз долой, так из сердца вон. Нет. Орловы так не уходят. Орловы насмерть стоят. Затаись. Умей глаза закрывать. Не видеть. Страсть переменчива. Это, брат, море. Сегодня отлив, а завтра прилив. А ты знай сиди на берегу да жди погоды.

Григорий.Нет, не по мне.

Алексей.Мало ли! Ты вот мне говорил, что Панин Потемкина греческий план не одобряет.

Григорий.Что из того?

Алексей.А то, что это вовсе не худо. Глядишь, один другого пожрет.

Входит Ферапонт Фомич.

Кто тебя звал?

Ферапонт.Виноват, ваше сиятельство. Поручик Мартынов. По срочному делу.

Алексей.Впусти.

Ферапонт уходит.

Мартынов? От государыни?

Входят: Ферапонт, совсем юный офицерик, в глубине переминается Кустов.

Здравствуй, поручик. Чего изволишь?

Мартынов. Ее императорское величество просят пожаловать ваше сиятельство незамедлительно.

Алексей.Подожди.

Мартынов. Слушаюсь, ваше сиятельство.

Алексей.Ступай.

Офицерик уходит.

Видишь как? Легка на помине.

Григорий.Зовет тебя, а я ни при чем…

Алексей( озабоченно ). К добру ли? ( Смотрит на Григория. ) А ты уже и не в себе.

Григорий.Брат, не до шуток. В тебе есть надобность, а я про то и ведать не ведаю.

Алексей.Эй, Ферапонт, умываться. Живо. Царская служба ждать не любит. ( Брату. ) С Богом!

Григорий.В добрый час, Алексей.

Алексей.Господин пиит пусть отоспится.

Кустов.Что плоти сон, коль дух еще бодрствует?

Алексей.Ну, бодрствуй, да в меру. Гляди! ( Уходит. )

Кабинет Екатерины. Екатерина и Дашкова.

Екатерина.Слушаю, Екатерина Романовна. О чем твоя просьба?

Дашкова( подчеркнутая сдержанность ). Ваше величество, сын мой окончил курс в Эдинбурге. Мне надобно провести с ним в Европе то время, которое потребно для завершения его воспитания. Прошу на то вашего дозволения.

Екатерина.Скучно тебе, княгиня, с нами? Три года пространствовала, два – здесь прожила и уж назад тебя потянуло.