Леонид Андреев - Тот, кто получает пощечины

Манчини (смеясь и вкладывая стилет). Чурбан!

Тот.А как с девочкой?

Манчини.Тсс! Мещане вполне удовлетворены и благословляют мое имя. (Смеется.) Вообще блеск моего имени разгорается с небыва-а-лой силой! Кстати: ты не знаешь, какая автомобильная фирма считается наилучшей? Деньги не важны. (Смеется.) А, папа Брике!

Входит Брике; одет, в пальто и цилиндре. Здороваются.

Брике.Ну, вот ты и добился бенефиса для твоей Консуэллы, Манчини! Скажу, впрочем, что если бы не Зинида…

Манчини.Но, послушай, Брике, ты положительно осел: чего ты жалуешься? На бенефис Консуэллы барон берет весь партер, тебе этого мало, скупец?

Брике.Я люблю твою дочку, Манчини, и мне жаль ее отпускать. Чего ей не хватает здесь? Честный труд, прекрасные товарищи — а воздух?

Манчини.Не ей, а мне не хватает — понял? (Смеется.) Я просил тебя, Гарпагон: прибавь, а теперь — не разменяешь ли ты мне тысячу франков, директор?

Брике (со вздохом). Давай.

Манчини (небрежно). Завтра. Я их оставил дома.

Все трое смеются.

Смейтесь, смейтесь! А сегодня мы едем с бароном на его загородную виллу; говорят, недурненькая вилла…

Тот.Зачем?

Манчини.Ну, ты знаешь капризы этих миллиардеров, Тот. Хочет показать Консуэлле какие-то зимние розы, а мне свой погреб. Он заедет за нами сюда… Что с тобою, Консуэллочка?

Входит Консуэлла, почти плачет.

Консуэлла.Я не могу, папа, скажи ему! Какое право он имеет кричать на меня? Он чуть не ударил меня хлыстом.

Манчини (выпрямляясь). Брике! Прошу вас как директора… что это за конюшня? Мою дочь — хлыстом? Да я этого мальчишку! Какой-то жокей — нет, это черт знает что! Черт знает что, клянусь!

Консуэлла.Папа…

Брике.Да, я скажу…

Консуэлла.Ах, нет же! Альфред вовсе не ударил меня, я так глупо сказала. Что вы придумали? Ему самому так жаль…

Брике.Все-таки я скажу, что…

Консуэлла.Не смей! Не надо говорить. Он ничего не делал!

Манчини (еще горячась). Он должен извиниться, мальчишка.

Консуэлла.Ах, да он извинился же — как вы глупы все! Просто мне сегодня не удается, я и расстроилась, такие пустяки. Он так извинялся, глупый, а я не хотела его прощать. Тот, милый, здравствуй, я не заметила тебя… Как к тебе идет этот галстук. Ты куда, Брике? К Альфреду?

Брике.Нет, я так. Я иду домой. Зинида просила кланяться тебе, девочка. Она еще и сегодня не будет. (Выходит.)

Консуэлла.Какая милая эта Зинида, такая хорошая… Папа, отчего здесь все теперь кажутся мне такими милыми? Должно быть, оттого, что я скоро уйду отсюда. Тот, ты не слыхал, какой марш будут играть Тили и Поли? (Смеется.) Такой веселый.

Тот.Да, слыхал. Твой бенефис будет замечателен.

Консуэлла.Я сама думаю. Папа, я хочу есть. Закажи мне бутерброд.

Тот.Я сбегаю, царица!

Консуэлла.Сбегай, Тот. (Кричит.) Только с сыром не надо.

Манчини и Консуэлла одни. Манчини, развалившись в кресле, критически рассматривает дочь.

Манчини.В тебе сегодня есть что-то особенное, дитя… не знаю, лучше или хуже. Ты плакала?

Консуэлла.Да, немножко. Ах, как я хочу есть!

Манчини.Ты же завтракала…

Консуэлла.То-то, что нет. Ты сегодня опять забыл оставить денег, а без денег…

Манчини.Ах, черт возьми! Вот память! (Смеется.) Но сегодня мы хорошо покушаем, ты не наседай на бутерброды. Нет, ты положительно мне нравишься. Тебе надо чаще плакать, дитя, это смывает с тебя лишнюю наивность, ты больше женщина.

Консуэлла.Разве я так наивна, папа?

Манчини.Очень! Слишком! В других я это люблю, но в тебе… да и барон…

Консуэлла.Глупости. Я не наивна. Но знаешь, Безано так бранил меня, что и ты бы заплакал. Черт знает что!

Манчини.Тсс! Никогда не говори: черт знает что. Это неприлично.

Консуэлла.Я только с тобой говорю.

Манчини.И со мной не надо — я и так знаю. (Смеется.)

Звуки необычайно бурного и стремительного циркового галопа, звонкие вскрики, хлопанье бича.

Консуэлла.Ах, послушай, папа! Это новый номер Альфреда, он делает такой прыжок… Джим говорит, что он непременно свернет себе шею. Бедненький!

Манчини (равнодушно). Или ноги, или спину, они все что-нибудь себе ломают. (Смеется.) Ломкие игрушки!

Консуэлла (слушая музыку). Мне будет скучно без них. Папа, барон обещал, что сделает для меня круг, по которому я могу скакать, сколько хочу… он не врет?

Манчини.Круг? (Смеется.) Нет, это он не врет! Кстати, дитя мое, про баронов говорят: лжет, а не врет.

Консуэлла.Все равно. Хорошо быть богатым, папа, все можно сделать.

Манчини (восторженно). Все! Все, дитя мое! Ах, сегодня решается наша судьба, молись милостивому Богу, Консуэлла: барон висит на ниточке.

Консуэлла (равнодушно). Да?

Манчини (показывая пальцами). На тончайшей шелковой ниточке. Я почти убежден, что он сегодня сделает предложение. (Смеется.) Зимние розы и паутина среди роз, чтобы моя маленькая мушка… Он такой паук!

Консуэлла (равнодушно). Да, ужасный паук. Папа, а руку еще нельзя давать целовать?

Манчини.Ни в каком случае. Ты еще не знаешь этих мужчин, дитя мое…

Консуэлла.Альфред никогда не целует.

Манчини.Альфред! Твой Альфред мальчишка, и не смеет. Но эти мужчины, с ними необходима крайняя сдержанность, дитя мое. Сегодня он поцелует тебе пальчики, завтра — около кисти, а послезавтра — ты у него уже на коленях!

Консуэлла.Фи, папа, что ты говоришь! Как тебе не стыдно!

Манчини.Но я знаю…

Консуэлла.Не смей! Я не хочу слушать эти гадости. Я такую дам барону оплеуху, хуже, чем Тоту. Пусть только сунется.

Манчини (огорченно разводя руками). Все мужчины таковы, дитя.

Консуэлла.Неправда. Альфред не такой! Ах, ну что же Тот? Сказал: побегу, а все нет.

Манчини.Буфет закрыт, и ему нужно достать. Консуэлла, я еще хочу предупредить тебя, как отец, относительно Тота: не доверяй ему. Он что-то, знаешь, такое… (вертит пальцами около головы) он нечисто играет!

Консуэлла.Ты обо всех так говоришь. Я Тота знаю: он такой милый и любит меня.

Манчини.Поверь мне: там что-то есть.

Консуэлла.Папа, ты надоел с твоими советами! Ах, Тот, мерси.

Тот, несколько запыхавшийся, подает бутерброды.