Владимир Владыкин - Озорнуха. Роман о воспитанниках детдома

Редактор Владимир Аполлонович Владыкин

Художник- иллюстратор Надежда Геннадьевна Патшина

Корректор Елена Викторовна Юрасова

© Владимир Аполлонович Владыкин, 2019

ISBN 978-5-4493-8969-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эту историю услышал я много лет назад. Но иногда мне кажется, что она произошла совсем недавно, так как с того времени в нравах людей мало что изменилось.

У моего знакомого фотографа была девушка, которая воспитывалась в детдоме. Мне тогда ещё не было известно, что в детские приюты попадают не только круглые сироты, но и те, которые имели родителей, но из-за каких-то аморальных проступков у них отнимали права на воспитание детей. В нашем южном городе было несколько детских домов. Но что происходило за их стенами, мало кто задумывался…

И когда мой друг-фотограф сказал, что в детдоме, как и в армии, «прижилась дедовщина», его сообщение меня немало удивило, так как в то время в это было трудно поверить.

Однажды я пришёл в детский дом и задал директору интересующий меня вопрос. Он выслушал и стал говорить, что меня ввели в заблуждение, все воспитатели любят детей и не допускают, чтобы они страдали из-за каких-то выродков, которых они отправляют куда надо.

Для полной картины я зашёл во второй детдом. Этот директор не только не ответил, но и велел уйти под тем предлогом, что посторонним здесь нельзя находиться. Почти та же история повторилась и в следующих приютах. В дом малютки я не пошёл по известной причине…

Я искал другие пути узнать, верно ли то, что это постыдное явление бытует? Но мне так и не удалось услышать нужный ответ. Все директора почти в один голос твердили, что я уже слышал, то есть дети у них не обижены, имеют всё, что нужно для духовного и физического развития…

Но моему любопытству помог случай, тот же друг-фотограф как-то сказал, что бывшие воспитанники детдома спустя пять лет после выпуска решили встретиться. Он позвал меня за компанию, так как я интересовался не одной дедовщиной, но и вообще темой сирот и потому я могу из первых уст услышать, как им жилось в детдоме.

Та августовская вечеринка запомнилась тем, что в квартире девушки моего друга собралось женское общество. Их было шестеро: две шатенки, три брюнетки и одна блондинка. Все нарядно и модно одетые с причёсками из коротких и длинных крашеных волос.

Когда мы пришли, они уже сидели за столом, уставленным закусками. Среди тарелок высились три бутылки сухого вина и одна шампанского. И мы туда же сбоку водрузили принесённую нами бутылку водки.

Глядя на прелестно одетых девушек, я бы ни за что не сказал, что они воспитывались в детдоме. Лица отражали здоровую физическую красоту. И потому как они сидели чинно, я и решил, что в приюте им удачно привили культуру поведения. И причём тут была «дедовщина», которая так нелепо звучала применительно к детдому.

Мой друг познакомил со всеми девушками; но мне запомнилось одно имя, которое вы скоро узнаете; тихо играла музыка; девушки спокойно переговаривались, и то и дело слегка смеялись, как-то заинтересованно поглядывая на меня. Не мог же я так благотворно влиять на них, что они исключительно перед журналистом вели себя весьма скромно. И если бы меня не было, то давно бы уже раскрепостились и пустились в свои воспоминания и узнавали бы друг о дружке, как сложилась их жизнь после выпуска из детдома. Но тогда я даже не догадывался так подумать…

Наоборот, я решил, что пока они трезвы, пора приступить к тому, зачем пришёл. И начал задавать вопросы, которые касались исключительно «детдомовской дедовщины». Но ни одна не выказала к моим расспросам интереса, они только смущённо переглянулись и продолжали общение. Хотя теперь девушки вели себя не так раскованно, видно, мои вопросы озадачили, и непринуждённый разговор уже не получался.

Они смотрели на хозяйку квартиры и её жениха, и казалось, у них молча спрашивали: что за допрос начал их знакомый журналист и стоило ли вообще ему что-то рассказывать. Понимая неловкую ситуацию, в какую я попал, мне пришлось извиниться и сказать, что я пошутил…

Но начатая беседа у девушек уже не клеилась. И все продолжали произносить тосты, выпивать за встречу…

Так бы этот вечер для меня бесплодно и закончился, если бы минуты через три, видя, что на моём лице обозначилось огорчение, одна девушка с длинными светло-русыми волосами, в светло-голубом платье с короткими рукавами по имени Диана, приятно улыбаясь, наклонилась ко мне, и шепнула: «Я обещаю рассказать о том, что вас интересует, но в статье вы не должны называть моё настоящее имя». Мне пришлось поклясться, что я сдержу данное слово.

Хорошо, что её подруги, занятые разговором, даже не посмотрели в нашу сторону, а то бы стали Диану одёргивать, чтобы она не нарушала то, о чём лучше молчать и не выносить за пределы детского дома. Но мне подумалось, что они даже рады тому, как Диана заговорила со мной и что теперь я отвлекусь от своих странных вопросов.

Диана придвинулась ко мне и прибавила, что поведает только о своей жизни, так как, кроме неё, на полную откровенность не решится ни одна из сидящих здесь её подруг. А если что-то и поведают, то их рассказ выйдет неполным.

Не знаю почему, в следующую минуту она вдруг решила меня проэкзаменовать, став перечислять писателей-классиков. А меня просила назвать их произведения, я охотно включился в её игру и был точен во всех ответах…

Пока она меня опрашивала, мой друг открыл шампанское и разливал по фужерам вино. А мне и себе – столичную водку. Наверное, с час или того больше вместе со мной девушки состязались в остроумии. Диана сверкала глазами в мою сторону и пыталась своей эрудицией произвести на меня впечатление, что она не отстаёт от времени и в курсе всех литературных и театральных событий, чего не скажешь о той части современной молодёжи, которая из глубокого заблуждения считает, что теперь читать немодно…

Мы продолжали выпивать и закусывать; звучала музыка, мой друг со своей подругой выходил танцевать. А я сидел с Дианой и выслушивал её познания, которые касались современной литературы. Из классиков она любила творчество Маяковского, чем меня удивила, так как этот поэт больше публицистичен, чем лиричен. Когда ей наскучил наш разговор, Диана широко, я бы даже сказал, вызывающе улыбнулась, и была готова теперь отвечать на все мои вопросы. Но прежде чем начать рассказывать, стала расспрашивать, почему меня так заинтересовала жизнь детдомовцев? Я без обиняков ответил, что уже написал книгу об одном детдоме и его воспитанниках. Но от них я не слышал, что бы в детдоме бытовала «дедовщина».