Витэль Багинский - В поисках отражения луны

В итоге, человек взял в руку этот бокал и излил остатки содержимого в себя. Позвал официанта, тихо отсчитал ему из старенького портмоне, взял свой пузатый портфель и покинул заведение.

Бармен что-то протирал краешком накинутого на плечо полотенца…

Шипя, бормотала радиола, (еле слышно)…

Тяжёлая дубовая дверь на больших бронзовых навесах издавала глухой, грубый, но протяжный скрип. Не нужно вешать колокольчики, оповещавшие о посещении клиентов. Я сколько здесь бываю, столько помню скрип этой двери, может навесы не смазывают именно с этим умыслом. А что, в этом есть некий стиль. Другие ведь двери не скрипели, особенно дверь в туалет…

По стенам развешанные черно-белые фотографии, со своих поверхностей говорили о любви к старому французскому кино, а их рамки тонко подчёркивают своей лаконичностью.

Тогда в кафе мы сидели за столиком возле дальней стены. Официант принёс два кофе и тирамису. В тот раз я внимательно рассматривал глаза Веры. Они были чёрные от приглушённого света в заведении. Её лицо излучало лёгкость, а глаза смотрели из глубины.

– Что для тебя счастье? – Спросила об этом она, почему-то именно в тот момент.

– Счастье для всех одно…

– Почему ты так думаешь?

– Счастье – это исполнения желаний души!

– Ты хочешь сказать, что у каждого есть желания и если он их исполняет, то и счастлив?

– Почти! Но ведь в сказанном, вроде всё очевидно.

– Очевидно. Но я уверена, что не все желания приводят к счастью.

– Ну…

– Мне нравится, как ты это сказал, но бывают такие желания, которые не рождены в душе, они часто навязываются глазами, руками, носом.

– Значит, если человек голоден, он может быть счастлив…

– Да!

– Тогда о каких ещё желаниях души ты говоришь?

– Все материальные желания приносят кратковременную радость. Получил ты зарплату – радость, заканчиваются деньги – радость уже не та. Купил ты квартиру – радость, обрастаешь бытом – радость уже не та. Пришли поздравлять тебя с днём рождения друзья – радость, разошлись все, гора посуды, вспоминаешь, сколько тебе лет – радость уже не та. А вот душе надо другое, – ей нужна любовь, понимание, сострадание. Ей не нужен толстый бутерброд с колбасой, да и пешком она пройтись может.

Потом наступила тишина. Мы сидели, молча, смотрели в окно, я выкурил сигарету, взяли ещё по чашке кофе. Вера, уже как месяц, бросила курить. Мимо окна пробежала собака… вдруг остановилась. Повернувшись к нам, посмотрела сначала на меня, потом на Веру. Помахав хвостом, исчезла из виду. Я задумался над словами Веры, и ещё не понимал, к чему она клонит.

Вера, ушла в туалет, а когда тут же вернулась, поковырялась в сумке и, достав брелок, положила на стол передо мной.

– Это тебе! Я уезжаю! – Неожиданно выдала Вера. Её голос был какой-то другой.

– Куда?

– Я уезжаю в Африку…

– Но зачем? – Вера не удивляла меня своей неожиданностью, но это было, явно странное побуждение.

Она скоропостижно ушла из университета, съехала от родителей, поставив их перед фактом, когда тихо скопила денег на аренду квартиры. Она не поддавалась чьему-либо воспитанию и категорически не собиралась выходить замуж, и тем более, заводить детей, – по крайней мере, пока, – как убеждала она. Всему своё время. Выбегать замуж с перепугу и быстрей рожать детей, только потому что, видите ли, возраст, и посмотри, ведь подруги давно уже имеют по двое детей. Всё это удел прошлых лет! – так рассуждала Вера. Раньше люди заключали браки очень рано, особенно выдавали девушек, чтоб та не сидела на шее у своего отца, а «проедала плешь» своему мужу. Сейчас совсем иначе, но у кого-то сидит в голове: «не опоздать бы».

Я думаю, придут те времена, когда люди вообще перестанут заключать браки… но это тоже печально. Наш век и так бессердечен, а отсутствие семейных отношений сделает человека и вовсе безразличным к обществу, коим он практически уже является.

Я взял со стола брелок – бегемот на цепочке. Подарок странный. Только я ничего говорить вслух не стал, оставил всё в пределах своих мыслей.

Признаться, я такой Веру ещё не видел. Она ведь хотела в Италию. Зачем ей ехать в Африку?

Когда люди едут отдыхать, они так и говорят: я взял (а) путёвку, поеду на недельку во Францию, – и начинает с азартом рассказывать, как давно мечтал (а) побывать в Париже, съесть настоящий круассан, посмотреть на Эйфелеву башню и с неё. И бла-бла-бла…

Нет, за материальным добром она и шагу не ступит. Мне тогда показалось, Вера искала утоления голода каких-то внутренних уголков себя. Сказать, что девушка была несчастна? – Напротив, счастье из неё не убывало (по крайней мере, я так заметил). А поиск его не утруждал её ни сколько. Она не ждала, что счастье свалится ей на голову, что кто-то принесёт ей его на подносе. Вера, в принципе, жила своей интересной жизнью. Она не считала, что ей кто-то что-то должен, не считала должной перед кем-то и себя. Вере не составляло труда, как порадоваться пустяку, так и сделать что-нибудь грандиозное. Она жила своими поступками, своими мыслями.

У меня же были двоякие чувства к ней. Но как-то больше в том было всё же дружбы.

Проснулся я рано утром, когда, наверное, ещё петухи начали петь, где-то в деревне. Не то чтоб я проснулся сам по собственному желанию, но мои глаза открылись сами и больше не хотели закрываться. Вместе со мной проснулся и мой недавний «поселенец». У котёнка, явно, оказался настырный характер, сначала он начал мяукать, пытаясь заглянуть мне в глаза с пола, потом забрался мне на грудь, затем стал наматывать круги по подушке. Вот так провалявшись два часа, я решил, что пора вставать и занять себя чем-нибудь полезным. Например, накормить кота. На часах было пять тридцать.

Выдавив котёнку, корм из пакетика в миску я принялся готовить себе кофе.

Утро протекало тихо и ровно. Слишком тихо. Я глядел в окно, там не дул даже ветер. Небо стояло на месте, – его титановые тучи, словно, в грохочущей тишине, вот-вот намеревались сорваться с тверди на землю всей тяжестью накопившейся в них воды. Подобно воздушному шару, который надев на водопроводный кран, наполняют водой и ждут, когда же он не выдержит и выбросит из себя неудобоносимый груз, став жертвой, ради своей лёгкости. И вот послышались отдалённые раскаты грома. Настала снова тишина, – она продлилась не больше минуты. Небо озарилось вспышкой, как при фотосъёмке. Прошло секунды три и всё сотряслось мощным громовым раскатом, точно над моей головой, как если бы я стоял на улице. Тучи порвали сами себя, – они сбились как стадо баранов. Напившись воды до невыносимого отказа, таки отказались её в себе держать. А я стоял и смотрел в окно, залитое ливнем, сквозь которое просматривался искривленный город – пожелтевший сквер, дом Веры. Котёнок сидел на подоконнике и вертел головой, гоняясь взглядом за громоздкими каплями, стекающими по стеклу, периодически пытаясь удержать их лапой. Не понимая своего напрасного труда. От грома, он сразу заметался по квартире, ища место, куда можно спрятаться, а, когда зашелестел ливень, быстро оказался на окне.