Игорь Куликов - Кубань 43. Сценарий в рифмах

– Куда б не взял, всё будешь на гребнях,
Я их тут бачу все, вот – мой лежак.
Тут всё на десять вёрст в моих руках.
И пусть не я, а всё ж тебя б нашли.
Мы не таких героев обошли.”

Онебин

“Выходит, ты меня почти что спас.
Скажи, зачем тебе, тогда я пас…”

Мовчун

– Чого? Отложим… Это нелегко.
До рятування нынче далеко.
Да ладно, отгони печаль ты прочь.
Тебя уже ищу и день, и ночь.

Онебин

– Так ты сказал, что сей топчан
Законно твой, коль я не пьян?
А я решил, артель жила.
Там дальше, место для котла.
На островке нет блох и мух.
Кругом вода, а пол, вот, сух.

Мовчун

– Да, гребень-остревиц, он тоже мий.
Моих дядьков. Их знае уся Кубань.
Здесь Мовчуны держали смертный бий.
Когда попався батько Рябоконь.

Онебин

– Так что це за история, расскажешь може.

Мовчун

– А расскажу. Покой их души, Боже.
Порты подсохнут, будем собираться.
Тебе на хутор надо перебраться.

Онебин

– На хутор, да за печку, против я?
А только здесь ведь тоже не свербит.
Я мыслю, пробегут здесь дни не зря.
Забудут про меня, и фронт спешит.

Мовчун

– Всё правильно, но не учёл одно,
Што будэ чрез неделю здесь твориться.
Ломае дида крипко и давно.
То оттепель идэ, идэ водица.
И сядешь ты без лодки до зимы.
А где возьмёшь? Переверну штаны.

Иван смеётся: “А надёжный дед?”

Не сумнивайся, не брехал сто лет! —

Онебин

– Уйдём, и что? Где хутор, там и власть.
Как в лапы к немцам сходу не попасть?

Мовчун

– Стоит у плавней хутор одинокий.
Семья иногородних там живэ.
Ты биженець, и с долею жорстокий.
Ёго ограбили, бумаги ждэ.
С папиром тем тебе я помогу.
Но ты молчи, о встрече ни гу-гу.
И вот еще деталь для завершення:
Ты здесь в гостях за три дня до падення.
И сразу лучше будь ты не Иван.
А хто, придумай сам, коли не пьян.
Да и кажи еще ты мне, так надо.
Куда девал ты своего камрада?

Онебин

– Скажу, чого тебе мни врать.
Один летал я воевать.
Больным свалился мой стрелок,
Сейчас он дрыхнет, как сурок.
Один я в этом поле воин.

Мовчун

– Ну, что ж. Вам повезло обоим.
Давай хлебнём по кипятку.

Онебин

– Давай, расскажешь байку ту.

Мовчун

– Нет, это – дума про казака.
Про партизана, а не врака.
Спою ко я тоби, хохол,
Спою тоби наш гимн кубанский.
Что сотник Рябоконь певал
В той жизни прошлой партизанской.”

Ты Кубань, Ты – наша родина.
Войсковой наш богатырь.
Многоводная, раздольная,
Разлилась ты вдоль и в ширь…

Из далёких стран полуденных,
Из турецкой стороны,
Бьём челом Тебе родимая,
Твои верные сыны…

О Тебе здесь вспоминаючи,
Песни дружно мы поём
Про твои станицы вольные,
Про родной отцовский дом…

О Тебе здесь вспоминаючи,
Как о матери родной,
На врага, на басурманина,
Мы идём на смертный бой…

О Тебе здесь вспоминаючи,
За Тебя ль не постоять.
За Твою за славу старую
Жизнь свою ли не отдать.

Мы, как дань свою покорную
От прославленных знамён
Шлём Тебе, Кубань – родимая,
До сырой земли поклон…

Дума про сотника и партизана,
Которому имя – Василь Рябоконь.
Рассказана ночью пилоту Ивану
В землянке, где греет кострища огонь.
Её герр Грицай не спеша изложил,
Пока свой мундир полицейский сушил.

Мовчун

– Я спел тебе наш гимн, Иван.
Он мне, как дар отцов.
Звучал он людям разных стран,
Он песня русских слов.
Казак на службу бодро шёл
В веках святой Руси.
А нынче видишь – вот орёл,
И песен не проси.

Сдалась Россия на позор
А нам куда идти?
Да, нам, казакам, с ней в дозор
Теперь не по пути.
Преступный и кровавый ряд
По весям, Русь, твоим.
А здесь большевики хотят
Кубань свести совсем.
И вы хохлы да москали,
Как прежде их рабы.
Понять ещё вы не смогли,
Какие вы дубы!

Война идёт туда-сюда,
Что лето принесёт?
Нам Гитлер вольность обещал,
Нам с ним идти в поход.

Дней прошлых мы не забывали.
Дядья здесь долго воевали.
А Рябоконь – певец из первых.
Он в хоре войсковом служил.
А в бунт не принял он неверных.
Сражаясь, чин свой получил.
Он был из Гривенской, у плавней.
Обличьем был он витязь славный.

Они с братом за батьку мстили,
Его совдепы порубили.
Порядок он завёл такой:
Убит казак, забудь покой.
А продразвёрстки сколь отбили,
И тем хозяйствам подсобили?

А как удрали генералы,
Он сразу в плавни перешёл.
Там сил собрал на рать немало,
И катов боем превзошёл.
Десант встречал в двадцатом годе,
Помог он белым в том походе.

Силёнок было мало.
В станицах пусто, нет казаков.
Ушёл десант, не бросил дело.
Мать потерял он, не заплакав,
Коль двести расстрелял чека
В залог счастливых дней, пока…

Читал Ринальдо Ринальдини?
Он, как Дубровский. Ты читал!
А наш черкес – герой Кубани.
Предателей Василь стрелял.
И в плавни враг входить боялся,
Край воли вольной состоялся.

Тут нет Свердлова директивы
И плана Янкеля, стрелять.
А пуля казачков готова
Насильникам их кровь пускать.
Война здесь шла лет пять иль шесть.
Свидетели сегодня есть.

Его поймали комиссары,
Когда на базу набрели.
Погибли все, его связали,
В подвал на пытки повезли.
Война в тот год уже здесь тлела,
Без батьки плохо стало дело.

Пошёл террор по всем станицам,
Кому за жертвы заступиться?
Но бегал плавней враг кровавый,
Казаки прятали добро,
И лошадей вели со справой.
Смертям в Сибири всем назло.

Жаль нету фотохроники тех дней
С ней было бы намного веселей.
Для Нюрнберга, который вновь грядёт,
Потребуются факты, выдать счёт.

В бескрайних плавнях ветер разгулялся,
И сбылся тот прогноз, что дед давал.
Сначала снег, а после дождь прорвался.
Весна мороз кончает наповал.