Тамара Злобина - Рыжая Кошка. Роман

Карим-ака говорит, что мы не должны жить по законам европейцев, потому что мы другие. У нас совсем другие законы, другая религия, другие обычаи. Но ведь Валя-апа живёт по нашим обычаям, а она не узбечка – она русская. Значит брат не прав в том, что нельзя жить по-другому? Главное не то, по каким законам и обычаям ты живёшь, какую религию исповедуешь – главное то, что ты человек хороший: добрый, умный, душевный.

Может быть, я не настолько умна, многого не знаю, но мне кажется, что в этом права я, а брат мой – не прав. Он всё ещё думает, что я невзрослая. Карим-ака опекает меня, словно я маленькая девочка, как раньше, когда я ещё училась в школе. Но ведь я уже взрослая женщина, даже замужем была…

Наташа сказала, что мужчины ужасные собственники, поэтому и не хотят давать нам, женщинам, свободу. И откуда она всё это знает? Я спросила её:

– Наташа-хон, что нужно делать, чтобы стать такой же умной, как ты?

Она засмеялась и ответила:

– Читать нужно больше, Диля. Смотреть умные фильмы. Общаться с умными людьми.

И об этом нужно спросить Валю-апу, ведь она тоже читает разные умные, толстые книги и общается с умными людьми. А я после окончания института, кроме газеты в руки ничего не брала, и то только для того, чтобы посмотреть телевизионную программу. Ничего удивительного в том, что я отстала от жизни. Как сказала Наташа:

– Жизнь, Диля, на месте не стоит.

Очень хотелось взять Наташу с собой в Янги-Юль, показать ей моих друзей, но она отказалась. В воскресенье из Ферганы должен приехать Сабир-ака, а я вернусь домой не раньше понедельника-вторника. Мне не хотелось оставлять Наташу здесь одну, но ничего сделать не могу. Я должна быть на этом празднике, потому что не могу подвести подругу. Она на меня надеется.

Из дома уезжала с сомнениями и с тревогой. Не узнаю сама-себя: до приезда к нам Наташи в моей голове было всё так ясно, так спокойно. Я ни в чём не сомневалась, ни о чём постороннем не думала. И всё же, это состояние мне нравится больше, чем раньше: это так интересно – узнавать что-то новое, понимать, что есть другая жизнь. Не похожая на нашу.

Только я боюсь, что Карим-ака скоро не разрешит мне проводить с Наташей столько времени. Порой мне кажется, что он смотрит на девушку как-то не так, словно боится её, или просто не хочет, чтобы она жила у нас. А я не знаю, как уговорить его, объяснить, что он неправ. Я просто не могу найти подходящих слов, поэтому и еду в Янги-Юль, чтобы попросить совета у моих друзей.

Навязал же Сабир на мою голову эту девчонку! Мало того, что обязал прописать её на своей жилплощади (а у меня без этого дел хватает), так она и пропаганду ведёт в доме: забивает голову сестрёнке всякой ерундой.

Раньше я за Дильбархон был спокоен: после неудавшегося брака, она целиком посвятила себя дому, домашним делам. Всё для неё было просто и понятно: ни вопросов, ни сомнений. Теперь же, слушая разговоры Наташки, сестрёнка начинает сомневаться в том, что жизнь её правильна. Стала задумываться для чего она училась в институте, почему живёт, как ей теперь начинает казаться, так бесполезно. (Надо же слово какое нашла: бесполезно!)

Приходится убеждать Дильбар в том, что всё, что говорит Наташка – не для таких, как она: это норма жизни европейских девушек, а не узбекских. Но я вижу, что несмотря на убеждения, сомнения у сестрёнке остаются.

Скорее бы Сабирка приехал и забрал эту девчонку, потому что она, как мина замедленного действия: не знаешь в какой момент рванёт. Опасаюсь, что в действие она уже приведена.

Не только из-за сестрёнки не хочу, чтобы Наташка жила у нас, но и из-за себя самого: уж больно она хороша. Такая кому угодно голову вскружит и не заметит.

Сабир ясно дал понять, что запал на эту девчонку. Я злюсь на друга. Злюсь и завидую: сердцеед-бабник, везде успевает, не в пример мне. Жену себе отхватил перспективную, а к ней в придачу и должность соответствующую, и почести, и льготы – всё о чём только мечтать можно. В институте из-под носа опытных ловеласов увёл Катю Воронову – до сих пор некоторые из них простить не могут. Теперь эта девчонка. И где он таких находит? Мне в своей практике никогда не приходилось сталкиваться с такими красавицами.

Надо честно признаться, я проигрываю Сабиру по многим позициям: он стройный – высокий, я маленький – толстый. У Сабира тонкое смугловатое лицо, открытые глаза, гусарские усики над яркими губами. Я – широкоскулый, большелобый, с копной курчавых, как у барашка, волос, узковатыми глазами, слегка мясистым носом и, крупными губами. Представили? Не красавец, верно?

И совсем неважно, что в моей груди бьётся преданное, доброе, как говорит сестрёнка Дильбар, сердце. Мне остаётся лишь улыбнуться в ответ:

– Это для тебя я самый умный и самый лучший, потому что твой брат, потому что ты хорошо знаешь меня и любишь.

Странно, но мы с Дильбар совсем не похожи. У сестрёнки удивительные глаза: их свет делает её лицо светлым и очень привлекательным. Волосы Дильбар мягкие и шелковистые, заплетены в тугие косички и красиво обёрнуты вокруг узорчатой тюбетеечки на её головке. Она худенькая и длинноногая. Мы с ней практически одного роста. Но для женщины метр шестьдесят пять вполне неплохой, средний рост, а для мужчины… Вот именно: маловат.

Дильбархон похожа на маму, а я на старшего брата отца, который погиб совсем юным в конце войны. На фото, которую дядя прислал с фронта то же лицо, что у меня, за исключением курчавых волос, потому что на нём дядя острижен по ноль.

Все, кто видит это фото, спрашивает в каких войсках я служил. А ведь я не служил вовсе, потому что являлся единственным опекуном Дильбархон. После гибели родителей, мы остались с сестрёнкой вдвоём, и я заменил ей и отца и мать.

Сегодня с утра был в Махалинском комитете, чтобы забрать паспорт Наташки, который отдал ещё во вторник на прописку. Взятку никому не давал, да и не взяли бы: всё-таки лейтенант милиции. Побоялись бы.

Зачем тогда брал у Сабирки 100 рублей? Долг накопился – нужно было срочно отдавать, а рассказывать об этом другу детства не хотелось: очень вид у него был недовольный. Собственно, Сабира можно понять: приехал к другу поговорить, а тот после грандиозной пьянки двух слов связать не может.

Деньги я ему, конечно, верну, сочинив соответствующее оправдание, хотя самому тошно от вранья. Но тогда иного выхода я не видел. Деньги нужны были позарез: проигрался основательно. Сколько раз ругал себя, что связываюсь с Тахиром Абдукадыровым (ему в игре всегда везёт), но не могу удержаться от соблазна: очень уж я человек азартный. Сколько денег проиграл Тахиру – стыдно вспомнить! И Дильбар обманываю: говорю, что коплю деньги на калым.