Вася Дикий - Мой мальчик. You are mine

Снова не он.

Усатый мудрец в подтяжках, задумчиво почёсывающий исполинский зад. Сразу видно, что он пожил, знает толк во всей этой суматохе, которой грош цена без пол палки. Хромоногий хлыщ, опирающийся на палку, которую кинет разве что в надоевшую страху, кудахчущую вслед: «Наркоман!». Маленькая девочка, вцепившаяся в руку гордого отца, закуривающего долгожданную сигарету. Когда-нибудь она вырастет и будет глотать дым – и не только – своего нового «папика».

Но где же он? Где? Когда же выйдет?

Может, сейчас? Нет, снова левая тёлка. Лет двадцать пять, стройная и всячески это демонстрирует: короткая юбка, облегающий топ – одним словом, шлюха. Она его соседка? Как бы не был он в неё тайно влюблён. Потаскушка!

А вдруг его нет дома? Ну да, конечно, лето, жара, чего бы это ему дома-то париться? Точно где-нибудь шастает. Со своей серой мышью. Крысой бесхвостой. Да ещё и прыщавой.

Группа молодых людей вразвалочку подгребла к подъезду. Словно вырезанные кадры из лихих девяностых, они поправили свои «хулиганки» и как по команде сплюнули через зубы. Навстречу бравым молодцам вышла дородная баба и грудями своими потеснила их плотный косяк. Они, яки голуби, заворковали и начали выделывать «танцы», выпячивая грудь вперёд и хлопая «крыльями». Непременно сиповатые голоса проводили её до поворота, а их хозяева утонули в чреве высотного дома. Баба продолжила свой путь, неся сисяндры, как две шишковидные державы.

«Одни шлюхи», – с грустью отметила Лена и продолжила нести вахту.

Секунда погоняла секунду томительной тоской, следом влачились унылые минуты, подбираясь к мучительному часу.

А его всё не было. Ни возвращавшегося домой, ни уходящего прочь.

В животе бродили газы, и Лена тихонечко их спускала, надеясь, что никто из прохожих не уловит говёненький флёр, развеивающийся на тёплом ветру. Она нервно поглядывала на часы и задавалась обрыдлым вопросом: «Ну когда же уже? Когда?»

«А вдруг он вообще не появится? Вдруг он куда-нибудь уехал? Вдруг?..»

После выхождения газов подобралась очередь фекалий. Лена нервно елозила задом по лавке, потела и пыжилась. Но есть вещи сильнее человеческой стойкости.

Оглядевшись по сторонам, она нашла более-менее раскидистые кусты и юркнула в них, на ходу спуская штаны. С привзбздом вырвались пленницы анала и ровной кучкой уложились на ярко-зелёной траве. Запахи лета приправились едкой кислинкой сладковато-дурманящего амбре, и со стыдливым облегчением Лена вернулась на насест для продолжения слежки. Где-то там позади измазанные листья дёрена прикрывали пахучий подарочек незваной гостьи.

Осторожно понюхав пальцы и убедившись, что случайно их не исфаршмачила, Лена забеспокоилась, а не прошёл ли Мальчик, пока она справляла свою огромную нужду.

Снова секунды, минуты, часы. Опять усачи, сисячки, старухи и гопники. Но где же он? Где?

Подкрадывался розовощёкий закат. Небо измазалось красным, как трусы неопытной девчушки, забывшей о начале менструации.

Несколько часов ожидания закончились ничем. Лена горестно смотрела на весёлые парочки, державшиеся за руки или филейные части друг друга. Им было хорошо вместе, как хлебу с маслом, которые не знали, что их собираются съесть.

«Вот и всё», – подумала она. Но не встала. Вчера было гораздо позднее, когда он вернулся домой, был ли на это шанс и сегодня? Все эти часы без еды и воды высосали силы и веру. Но всё же Лена продолжала сидеть. Только зачем? Сомнения поглощали даже очевидные факты, и вот уже дурман небытия пытался поставить под вопрос само существование незнакомца. «А был ли мальчик?»

Улица редела, и люди рассасывались по своим домишкам. Зажигались окна и затихали голоса. Где-то поодаль доносились пьяные вопли, а рядом вымирала всякая жизнь помимо случайных прохожих, будто выбившихся из графика мира.

Пора спать. Спальный район знал это. Он всегда спит, даже когда притворяется бодрым. Здесь люди рождаются, учатся, ходят и умирают. Во сне. И стоит им проснуться, они бегут прочь от душных построек и соседей, главным в жизни которых является титул «Лучшего подъезда года».

Одни могут ничего не делать для столь гордого звания, но счастливы лишь тем, что имеют возможность прикоснуться к чему-то важному, можно сказать, великому. «А мой подъезд лучший!» – замечают они, и кто-то с завистью удивляется: «Неужели?!», – теряясь в зыбком непонимании, что Вселенной срать на этот жалкий пшик, никчёмный по сравнению с вечностью.

Другие видят ценность своих стараний и приведения в приличный вид хотя бы одного крохотного уголка Вселенной. Они понимают, что живут не зря, ведь их труд оценили, ведь они… они не только родились, учились, ходят и умрут, но и сделали что-то, из-за чего их жизнь, возможно, станет чуточку больше смерти.

Кто-то напротив не пытается бороться и мериться письками ни с миром, ни со смертью, ни с жизнью. Они просто косят свой газон старыми косилками и вдыхают ароматы лета, ароматы крохотных дел, ароматы микроскопической, но огромной важности.

И сквозь кисель сна Лена выныривала, ловя ртом влюблённость, вытягивающую её на поверхность жизни. Имели ли все прошлые события хоть какой-то смысл кроме того, что привели её сюда? Сейчас уж точно они все померкли и утонули в вязкой жиже никчёмности.

Только чувства имели ценность. Кому важны миллиарды, когда вместо улыбки на лице застыла похоронная маска? Зачем путешествовать, если вместо тысячи эмоций ты получаешь лишь крестики на уменьшающейся карте? Зачем всё, если не чувствуешь ничего? Зачем?

Как-то в детстве Лена попросила у мамы мороженое. Был жаркий летний день, вот почти что как этот. Та сурово отчитала её, мол, ты совсем с дуба рухнула – у нас на хлеб денег не хватает, а тебе ещё кеды новые покупать. И Лена подумала, что правда, лучше купить новые кеды и хлеб, но внутри знала, что ей нужно мороженое. Его липкая прохлада обдала бы язык ледяным прикосновением, по коже побежали бы мурашки, а на лице появилась улыбка. Внутри всё взорвалось бы от счастья, от такой никчёмной бессмысленной мелочи, как холодная шняга в вафельном стаканчике. С тех пор она много думала, разбивала на столбики и отмечала плюсы и минусы и выбирала рациональные, нужные варианты, борясь с собой настоящей. И даже её безумная поездка на Гоа была чётко, но неправильно выверенной, потерянной где-то на разделительной полосе между тем, что нужно, и тем, зачем всё это действительно нужно.

Но сейчас разум поутих, он знал, что чувства сильнее. Это животное желание обладать и неистовое преклонение перед красотой юных лица и тела.

– А что ты красивая-то такая?

Лена сжалась. На лавку приземлился пропитый мужичок и уставил на неё свои поблёскивающие глазки.