Иван Жук - Встреча

За витриною магазина молоденькие продавщицы меняли зимние вещи на манекенах на демисезонные.

Проходя мимо, в одной из девушек-продавщиц, возившейся с манекеном, Валерьян Сергеевич узнал Иванову Незнакомку. На мгновение задержавшись возле витрины, он постоял, подумал и, лениво вздохнув, завернул за дверь в крошечный супермаркет.

По залитой солнцем улице бойко бежали по лужам люди, когда Валерьян Сергеевич за витриною магазина приблизился к девушке – точной копии Ивановой Незнакомки. Взявшись за кончик шляпы, он что-то любезно сказал ларечнице. Та, покраснев, ответила. Тогда Валерьян Сергеевич, продолжая, по-видимому, расточать комплименты девушке, достал из бокового кармана плаща визитку и протянул ее продавщице. Смущенная девушка сунула визитку в карман фирменного халата. Осторожно коснувшись ее руки и что-то любезно сказав на прощание, Валерьян Сергеевич вышел из магазина. И, уже находясь на улице, поднял шляпу и через стекло витрины указал девушке на свое запястье:

– Завтра в два.

Девушка лишь кивнула и отступила от манекена вглубь магазина.

Оставшись весьма довольным как самим собой, так и только что проведенной им операцией, Валерьян Сергеевич бодро пошел по улице. Всюду чирикали воробьи, стучала капель по лужам. И Валерьян Сергеевич, подставляя улыбающееся лицо ласковым лучам солнца, беззаботно начал насвистывать.

В мастерской, в полумраке сидя спиной к проектору, Иван аккуратно переносил контуры очередного шедевра живописи, леонардовскую «Мадонну Литту», на новый, хорошо натянутый на подрамник холст.

Рядом с ним, продолжая насвистывать всё ту же мелодию, наводил порядок, готовился к встрече с ларечницей Валерьян Сергеевич. Он убирал в ведро пустые бутылки из-под вина и водки. И, с лукавством поглядывая то на часы, то на работающего Ивана, выставил на столешницу белую розу в хрустальной вазе. Рядом с вазой на чистую, хорошо отутюженную белую скатерть он положил коробку конфет и поставил бутылку настоящего французского шампанского.

Заметив его приготовления, Иван сказал:

– Еще немножко и ухожу.

– Зачем же? – сказал Валерьян Сергеевич. – Я тебя об этом не прошу.

– Но мне надо, – сказал Иван и, включив настольную лампу, выключил проектор.

Пока он при свете настольной лампы всматривался в рисунок, нанесенный им на холсте, Валерьян Сергеевич спросил:

– А ты куда?

– Да в ЦДХа за рамой, – сняв спортивные шаровары, потянулся за джинсами Иван.

– И что, этот поход никак нельзя отложить до завтра? – недовольно поморщился Валерьян Сергеевич.

– У меня там встреча с одним фотографом, – признался ему Иван и, оставшись довольным выполненною работой, потянулся к креслу за свитером.

– Надеюсь, это ненадолго? – недовольно спросил Валерьян Сергеевич.

– Часика через полтора вернусь, – надел свитер Иван и пошагал к двери.

– Только ты не задерживайся, – предупредил его Валерьян Сергеевич. – У меня к тебе дельце одно имеется.

– Уж не день ли рождения у Вас сегодня? – надевая кожанку, спросил Иван.

– Нет. Но это – не менее знаменательно, – заинтриговал его Валерьян Сергеевич. – Дверь будет не заперта. Так что смело входи без стука.

– Добре, – кивнул Иван и проскочил за дверь.

– Да не добре, а хорошо, – поправил его Валерьян Сергеевич. – Тут тебе не Украина. Пора бы изжить уже свой акцент.

Затем он вздохнул и преобразился. Улыбка вновь расцвела на лице художника. И Валерьян Сергеевич, поглядывая на циферблат часов, снова начал насвистывать прицепившуюся мелодию.

Как только старинные часы на черной стене мастерской художника с торжественностью пробили два раза, в дверь мастерской тихонечко постучались.

Валерьян Сергеевич быстро сел на стул около натянутого холста, взял карандаш в руку и, вполоборота обернувшись к двери, сказал:

– Входите. Там не заперто.

– Можно? – заглянула в полуподвал знакомая продавщица, очень похожая на Иванову незнакомку.

Одетая скромно, по-современному: в джинсы, курточку и сапожки – она с интересом огляделась по сторонам.

– Ах, Танечка! – отбросив карандаш на этюдник, пошел ей навстречу Валерьян Сергеевич. – Я так заработался, что совершенно позабыл о времени.

– Так, может быть, я не вовремя? – с интересом разглядывая скелеты, улыбающиеся из полумрака, отпрянула к двери девушка.

– Ну что вы! – взял ее за руку Валерьян Сергеевич и, увлекая в полуподвал, отвесил заранее приготовленный комплимент: – Разве весна может прийти не вовремя?

Затем они пили чай, и Валерьян Сергеевич, открыв коробку конфет, не без изящества предложил Татьяне:

– Прошу Вас, Танечка. Угощайтесь.

Татьяна кивнула только и, запуская конфету в рот, расстегнула верхнюю пуговицу курточки:

– Жарковато у Вас.

– Боже, да я же не предложил вам даже снять курточку, – вскочил Валерьян Сергеевич и принялся помогать Татьяне снимать дорогую белую курточку. – Вот уж растяпа, право. Старый пронафталиненный холостяк. У меня, знаете ли, так редко бывают женщины, что я позабыл уже, как их и принимают.

– Тогда, может быть, я уйду? – позволяя снять с себя курточку, с улыбкой сказала Таня.

– А портрет? – повесил курточку на спинку кресла Валерьян Сергеевич. – Я тут и холст уже приготовил. Набросал кое-что. Осталось вписать лицо. И шедевр готов.

Присмотревшись к рисунку, Таня спросила:

– А это, случайно, не леонардовская «Мадонна Литта»?

– Вы весьма наблюдательны, – похвалил ее Валерьян Сергеевич и объяснил затем: – Видите ли, я художник-постмодернист. Воскрешаю шедевры старых мастеров. Но наполняю их новым содержанием.

– А так разве можно? Это не плагиат? – запуская в волосы пятерню, взрыхлила их и отбросила за спину Таня.

– Конечно, нет. Ведь я нарочито на месте средневекового идеала изображу Ваше лицо. И в этом будет что-то такое – неуловимое.

Таня, порозовев, потупилась.

– Боже мой, как вы прекрасны! – тихо воскликнул Валерьян Сергеевич. – Сколько свежести, нежности, полноты чувств!

– Да бросьте Вы, – отвернулась девушка. – Давайте уж лучше… чай пить, – присела на край дивана.

– Нет-нет, вы действительно прекрасны! – вдруг опустился перед ней на колени Валерьян Сергеевич. – «Как ветка сирени, полная цветов и листьев»!

Он взял руку Тани в свои ладони и осторожно и бережно поцеловал ее. На глазах у художника задрожали слезы. И в эту секунду он стал вдруг похож на влюбленного юношу, любующегося любимой. А Таня вдруг и действительно стала слегка похожа на леонардовскую Мадонну Литту.

Когда Иван с рамою на плече вернулся из ЦДХ, дверь в мастерскую оказалась незапертой, зато внутри помещения не было видно ни души. Полуподвал почти полностью утопал в таинственном полумраке. И только вдали, над столом, близ кресел, светилась настольная лампа. В тусклом конусе ее света стояла початая бутылка с шампанским, два бокала с остатками искрящегося вина и лежала полупустая коробка конфет.