Владимир Симаков - Блокадные дневники. Пьесы

Е в г е н и я П. Я и не жалуюсь. Ленинград, говорят, запасся продуктами на двадцать лет. Где только такую прорву продуктов хранят?

К у р а ш о в а. Город большой, складов хватает. Николай Федорович говорит, мы уже не принимаем те составы с продуктами, что нам предлагают.

А р х и п о в а. Говорите, и Москва эвакуируется?

Е в г е н и я П. Софья говорит. Видать, там порядка больше. А у нас все со скрипом: не хотят люди уезжать. С каждым приходится спорить и чуть ли не ссориться.

А р х и п о в а. Вам-то зачем ссориться? Пусть облеченные властью доказывают свою правоту. И все-таки уезжают, хотя такой переезд равен пожару.

Е в г е н и я П. Выезжают, но в магазинах толчея не уменьшается.

А р х и п о в а. Так это беженцы из пригородов. Возле вокзалов их масса. И что с ними будет? Где и как они устроятся, не имея прописки, трудно даже представить.

К у р а ш о в а. Что и говорить… Из Москвы сколько дорог расходится, а у нас одна осталась, и та ненадежная. Сосед наш, Александр Николаевич, трое суток из Москвы в объезд добирался по какой-то Северной дороге. Но и на ней, говорит, все насыпи изрыты воронками от бомб, особенно он называл Мгу. И разбитых поездов много…

А р х и п о в а. Дороги бомбят и обстреливают в первую очередь.

К у р а ш о в а. И как выезжать людям? Это же опасно!

Е в г е н и я П. А если Ленинград бомбить будут, куда деваться?

К у р а ш о в а. До этого не дойдет, не позволят. Вон аэростатов сколько поднимают. И кем надо быть, чтобы красоту разрушать?

А р х и п о в а. Фашистов это не остановит. У них идеология вандалов. Я это прочувствовала, прячась по лесам.

Е в г е н и я П. Но в городе мирные жители!

А р х и п о в а. Для немецких летчиков мы не люди, а мишени. Они намеренно летают над дорогами и расстреливают всех движущихся по ним.

Е в г е н и я П. Но если будут бомбить, то лучше уехать. Я боюсь всякой пальбы, взрывов. Вон опять где-то громыхнуло…

К у р а ш о в а. Николай Федорович объяснял, что это пушки пристреливают.

Е в г е н и я П. И не могут подальше от города это делать?

А р х и п о в а. Я вроде стреляный воробей, а и сейчас страшно.

К у р а ш о в а. Я тоже боюсь. Особенно когда Николай Федорович на дежурстве. Даже бессонница напала.

Е в г е н и я П. Пока вы здесь разговариваете, пойду посмотрю, как раненая моя себя чувствует, не надо ли чего…

К у р а ш о в а. Идите, идите… Я потому здесь и сижу, что на людях неизвестность легче переносить.

Е в г е н и я П. Спасибо… (уходит).

К у р а ш о в а (Архиповой). Так вы уже прошли крещение огнем?

А р х и п о в а. Не приведи бог такое проходить. Вспоминать те дни без дрожи не могу.

К у р а ш о в а. И от мужа никаких известий?

А р х и п о в а. Пока никаких.

К у р а ш о в а. Но почта же работает. Не боитесь, что с ним что-то случилось?

А р х и п о в а. Стараюсь об этом не думать. Сам-то он уверен, что доживет до победы и увидит, как Гитлеру шею свернут.

К у р а ш о в а. Эвакуироваться не будете?

А р х и п о в а. Мы с дочкой еще от того выезда не оправились. Но идет такая усиленная агитация, принято столько постановлений, что трудно не поддаться. Жду мужа: c ним решать будем. Ожидание очень угнетает.

К у р а ш о в а. Все чего-то ждем. Я, по совету мужа, с Нового года дневник веду. И надо же – война! Такое событие.

А р х и по в а. И что записываете?

К у р а ш о в а. Каждый раз мучаюсь, не знаю, что писать. Никаких ярких событий в городе нет, да и о происходящем не все сообщают. Про аэростаты заграждения написала, это уже стало будничным делом. Вот сегодняшняя запись (достает тетрадь, читает): «Война продолжается. В садике на Шкиперке дворник Макар Васильевич подрезает кусты акаций и сирени. Это напоминает мирную жизнь. Привезли песок, и дети играют в нем, хотя песок этот не для игры, а тушения возможных пожаров от бомб. Но бомбежек. пока нет. Вчера удалось купить три килограмма свежей капусты. Хочу ее нашинковать и засолить. Ночь провела отвратительно. Муж был на дежурстве, а мне не спалось. Уснула только под утро и видела странный сон: громадный бор, с корнями вырванные летящие сосны и копающие землю люди. Наслушалась в жилконторе разговоров про окопы…»

Вот… Николай Федорович говорит, что фундаментальных сведений о происходящем мой дневник не содержит. Хочу переписать еще сводку Совинформбюро.

А р х и п о в а. Зачем же переписывать? Оставьте газету, если в ней есть что-то стоящее внимания.

К у р а ш о в а. Может быть, собирать газеты?

А р х и п о в а. Почему бы и нет? Вот только очереди за ними…

К у р а ш о в а. Это меня не смущает. Мы как раз подписались на три месяца.

А р х и п о в а. Ну и берегите их. Потом интересно будет сравнить, что писалось и что делалось. Правда, сообщения в них скупые и уклончивые… И в результате мы ничего не знаем о происходящем. Пользуемся слухами, что приносят нам беженцы и выходящие из окружения ополченцы…

К у р а ш о в а. Вот как раз интересная заметка: «Киев был и будет советским!» Это о митинге в Киеве. На нем единогласно постановили не сдавать город врагу.

А р х и п о в а. Интересней знать, что об этом думают военные.

К у р а ш о в а. Так и военные были на митинге! А у нас будет митинг? Немцы ведь и к нашему городу подбираются.

Мимо женщин проходит Гулин.

К у р а ш о в а. Ефим Дмитриевич, как вы думаете, сегодняшние газеты будут интересны в будущем?

Г у л и н. А где это будущее?

К у р а ш о в а. Думаю, впереди.

Г у л и н. Сомневаюсь…

А р х и п о в а. А как жить и не верить в будущее?

К у р а ш о в а. Разве не о будущем думают, когда детей вывозят на восток? Разве, воюя с немцами, красноармейцы не будущее отстаивают? Вы будто газет не читаете, радио не слушаете.

Г у л и н. И по газетам видно, что положение на фронтах аховое.

А р х и п о в а. Вы так ответственно говорите такие безответст-венные суждения.

К у р а ш о в а. Нам трудно вас переубедить, но вечером будет собрание. Приходите, там найдутся люди, которые сумеют возразить вам.

Г у л и н. Своим умом проживу.

К у р а ш о в а. С таким настроением жить нельзя. Вы посмотрите вокруг: люди добровольцами идут на фронт. В нашем доме вон сколько ушло: Терентьев из 15-й квартиры, Петров из 7-й, Маша Сидорова из 3-й, Богданов из 17-й, Малыгин из 35-й. Семен Семенович из военкомата не выходит – добивается отправки на фронт.

Г у л и н. Попробовали бы они не пойти! У всех комсомольские и партийные билеты. А Петров, по-моему, уже дома сидит.

К у р а ш о в а. Да он семью повез к эшелону, в тыл их отправляет.

Возвращается и подсаживается к женщинам Евгения Павловна.

Г у л и н. Будто они без него не могли эвакуироваться. Помогли бы другие.

Е в г е н и я П. Ты, Ефим, себя имеешь в виду?

Г у л и н. Может быть.

А р х и п о в а. Да это его долг – позаботиться о семье.

К у р а ш о в а. Он и с передовой только второй день как вернулся.