Андрей Баранов - Апельсиновый Остров

Кири. Мерси. Я уже целовался позавчера. И сыт.

Мишико. Нет, это сильнее меня! (Заключает Кири в объятия.)

Кири(тихо). Ну, тут не отвертишься. (Целуются взасос.)

Газовая Принцесса. Вот это по-нашему, по-революционному! Главное — начать, и процесс пошел!

Мишико. Люблю тебя как брата! (К туземцам.) И вас тоже, всех! Сегодня кончилось всевластие Материка, этой проклятой имперской тюрьмы народов! Мы долго были в его тени, но сейчас мы вышли наконец на свет! Наша бархатная, каштановая, апельсиновая, помаранчевая, какая хотите революция освободила наши народы! И она не остановится, пока все бывшие вассалы империи не станут окончательно и целиком свободными! Победа, братья!

Туземцы ревут.

Мишико. Вот иногда говорят… «На голой земле даже танцевать неудобно! Раньше я, когда танцевал нашу национальную „Лезгинку“, все время чувствовал — что-то мешает! Не мог понять, что. Потом догадался — Материк! Он же до сих пор рядом с нами! Но я немедленно оторвал, разорвал и выбросил к чертовой матери все связи с Материком — экономические, торговые, культурные и прочие! Даже электрические порвались. Теперь мы совсем свободными стали! Танцуем — ничего не мешает!

Туземцы ревут.

Мишико. Из уважения к вам перейду на ваш родной туземный язык — язык победившей революции! Именно так учил нас батоно Коба в статье „Марксизм и вопросы языкознания“. (Переходит на украинский.) Вы чулы, громадяне, браты и товарищи, як козаки пели… „Бо старшины з намы, з намы, як з братами“. З намы. З намы воны! (Бьет себя кулаком в грудь, на которой сияет громадный оранжевый бант.) З намы. Бо тии старшины з народу, з ним родились, з ним и умрут. З намы воны мерзли в снегу… то есть жарылыся на писку… пры облози Майдана и ось доблестно взялы його, и прапор помаранчевый уже висит над теми громадами…

Туземцы. Ура! Який помаранчевый? Що вин каже? Жовто-блакытный. Тише! Слава! А вин погано розмовляе на украинський мови…

Мишико. Братья! Перед вами теперь новая задача — поднять и укрепить новую незалежну Помаранчеву Республику, для счастия усих трудящихся элементов — рабочих и хлеборобов, бо тильки воны, полившие своею свежею кровью и потом ридну землю, мають право владеть ею!

Туземцы. Верно! Слава!

Мишико(простирает руки к небу). Поэтому, дорогие граждане, присягнем тут в радостный час народной победы и дадим клятву, що мы не зложим оружие, доки помаранчевый прапор — символ свободы — не буде развеваться над всем миром трудящихся! Хай живут советы рабочих, селянских и казачьих депутатов! Даешь международную оранжевую революцию! Оранжевые всех стран, соединяйтесь!

Газовая Принцесса. Молодец, генацвале, хорошо сказал! Прямо великий Моурави-полководец, царь Давид — строитель остривного масштабу! Из роз мы сделаем гербарий для будущего Музея оранжевой революции. Друзья! У нас все будет праздничным и оранжевым — оранжевое небо, оранжевое солнце… верблюды тоже будут оранжевыми. Носите стильные помаранчевые галстуки типа „пожар в джунглях“, грузите апельсины бочками, пойте оранжевые песни, создавайте оранжевое настроение! В этом нам помогут наши любимые певцы и клоуны. До сих пор нам иногда приходится разговаривать на отвратительном москальском материковом наречии, навязанном нам оккупантами, этом языке попсы и блатняка, как справедливо жалуются наши туземные письменники. Но вот только что к нам приехала знаменитая певица с западеньськых гор. Поет по-арийски, дыко танцюе. И сама совершенно дикая, но симпатичная. Просим!

Появляется певица, очень похожая на артистку Руслану Лыжичко — невысокая стройная брюнетка с длинными волосами. Одета, как обычно в клипах, — в короткие кожаные шорты, с кожаным фартуком между ног, кожаный лиф, также на ней уздечка, намордник и поводок, напоминающие приспособления для садомазохизма. Выходит на четвереньках. Ее выводят на цепочке двое крупных парней с полуголым торсом, похожие на боксеров братьев Кличко. В руках у них плетки. По дороге она грызет цепочку, пытается их укусить. Братья снимают намордник и поводок. Руслана встает и начинает петь на английском языке песню Лыжичко на Евровидении — Just may be I am crazy…. [50] Может быть, я просто сумасшедшая… Пляшет подтанцовку Русланы. Толпа восторженно ревет и пританцовывает.

1-я журналистка(стоит в сторонке и пишет в блокнот). Дикарка превосходно зажигает! Ах, как очаровательно ложится наш английский язык на ее родные дикие напевы! Недаром она победила на Евровидении.

3-я журналистка(диктует на диктофон). Я вижу здесь прелестную Оранжевую Принцессу — Жанну д» Арк туземной революции… Она выступает против отвратительного Ликки-Тикки, бандита, кандидата прорюсс, пытающегося подтасовать результаты выборов и отобрать у европейцев нашу законную добычу, этот прелестный Остров… (Тихо.) Это называется разбой на… как это… большой дороге… клянусь фланелевыми панталонами de ma chПre grand-mПre… моей бабушки!.. Европа не может допустить разбой!

2-я журналистка(рядом с ней оператор с камерой на плече). Си-эн-эн ведет репортаж с Майдана туземной Независимости. Мужественные островитяне борются за свое будущее, немыслимое без интеграции в свободный мир…

Тут все темнеет и на зрителя обрушивается поток информации из западной прессы и ТВ. По потолку и верху сцены ползут светящиеся строки и кадры. «Нью-Йорк таймс» — «Чудовищные неоимперские амбиции Материка. Освободится ли Оранжевый Остров?» «Ле Монд» — «Бедный маленький неизвестный нашему читателю Остров имеет, как выяснилось, ключевое значение для всей Европы», «Файнэншл таймс» — «Гигантский проигрыш разбитого вдребезги Материка. Мы побеждаем на всемирной шахматной доске! Император рыдает в подушку!» — и так далее.

Внезапно все стихает. Ночь. На пустой сцене с остатками оранжевого мусора сидит 4-я журналистка.

4-я журналистка. Нюра Борзопискина, «Сельская лайф». Все уже ушли. Вот пишу свой репортаж… «Окраина, которую мы про… про…» (Всхлипывает.) Самое обидное, что у нас на большой земле это все уже было. Сама в оцеплении стояла, забелдомовка хренова. Как дура, оба раза — и в 91-м, и в 93-м… Когда в историческом августе на танк этого борова подсаживали, помогала… Тяжелый, черт. Ждали атаки карателей, тряслись… А потом мне говорят… чего ты здесь стоишь, все наши уже давно внизу. Я не поняла — где внизу? Может, там раненые? Спустилась, а там за столами вся наша будущая элита гуляла. Сидят и жрут. И выпивают, а мы там, наверху, их охраняли. А я тогда думала, что мы охраняем свободу… Кстати, за стол меня тогда так и не посадили. И не посадят. И этих оранжевых дурачков тоже оставят с апельсиновой коркой.