Дмитрий Дарин - Поспели травы

Потные бушлаты,
Сытые солдаты,
И прикладом в зубы —
Чтоб душа – в дугy!
Были мы когда-то
Все не виноваты,
А теперь мы рубим
Русскую тайгу.

Ты, статья святая,
Пятьдесят восьмая,
Сколько ни мытарят,
А надежда есть.
Пятьдесят восьмая,
Что сестра родная,
Сколько братьев парит,
Всех не перечесть!

А в ночном бараке
То игра, то драки.
Позабывши Бога,
Проигравши крест,
Рубятся бродяги
С самопальной браги,
Ну и кто до срока
Стал свободным здесь.

Эх, товарищ Сталин,
Добрый ты боярин.
Верю, что гнием мы
Вовсе не со зла.
У меня в кармане
Письмецо от Тани,
Дождалась с тюрьмы бы,
Вот и все дела.

Ты статья святая,
Пятьдесят восьмая,
Сколько ни мытарят,
А надежда есть.
Пятьдесят восьмая
Что сестра родная,
Сколько братьев парит,
Всех не перечесть!

Страну свою Россию
С изломанной судьбой
Всегда спасал мессия,
Спасал солдат простой.

На Волге и в Берлине,
Под Курской дугой
Сберег свои святыни
Российский рядовой.

Спокон веков нет звания главнее
И нету долга более святого,
Чем послужить солдату матушке-Расее
В высоком самом звании – рядового!

Нас пулями крестили,
Как мертвою водой.
Но мы не отступили
В атаке лобовой.

Пусть даже безымянный,
Но ты – всегда герой
Войны той окаянной,
Забытый рядовой!

Спокон веков…

И в Грозном, и в Афгане
Ты первым принял бой.
И кто убит, кто ранен,
Но все-таки живой…

Давай откроем фляжку —
За орден боевой,
За Ленку и Наташку,
Будь счастлив, рядовой!

Спокон веков нет звания главнее
И нету долга более святого,
Чем послужить солдату матушке-Расее
В высоком самом звании – рядового!

Я за гражданскую войну
Любви и зла, вранья и чести, —
Нельзя любить свою страну
И опускаться с нею вместе.

В окопах мы примкнем штыки,
Чтоб стать изгоями навеки:
Поэтов сводные полки,
Певцов рассеянные цепи.

И пусть пойдет по душам хрусть,
И жир из совести польется.
В сраженье за Святую Русь
Без жертв никак не обойдется.

Нам никогда не устоять
И никогда не стать другими,
Но стал я часто замечать —
Свои стреляют холостыми.

Меня убьют вперед других,
Что вероятней даже – в спину,
И на последний честный стих,
Как встарь – на щит, меня поднимут.

Но – впереди последний бой,
И божью искру, мрак рассеяв,
Мы разожжем большой свечой,
Чтоб рассвело в моей Рассее!

Я провод тяну на брюхе,
Комбату нужна связь.
В этой ночной заварухе
Лицом лучше бы – в грязь

Горбом жмет хребет катушка,
И провод пока – цел.
Но чую – я взят на мушку,
Вернее сказать – в прицел.

Приказ стоять – они стоят,
И держат высоту.
Ведь отозвать ребят назад
Не может наш Господь-комбат,
А мне елозить в аккурат
Еще одну версту.

Связисты – народ живучий,
И снайпер у них – дрянь,
Мог бы прицелиться круче,
А так – навылет гортань.

Нащупал обрыв – ну ладно,
Работы – минут семь.
Свои заждались – обратно,
И этот ждет – мишень.

Я дело свое – доделал,
А он, раз я жив, – нет.
Но без кадыка тело
Кровавый дает след.

Катушку, да черт с ней, – в воду,
А в горле саднит сушь.
Уже бегом к своим – ходу!
Смогу добраться, неуж…

Ну вот, родные вкруг каски,
И я хриплю, смеясь.
Мне снайпер вырезал связки,
Но я все же дал связь.

Я зря с комбатом спорил,
За полем ждет Берлин,
Но только вот на поле
Полно немецких мин.

Хотя я резко против, —
Нельзя ж так воевать,
Приказано пехоте
По минам наступать.

Видать, в штабах высоких
На нас сошелся клин,
Чтоб побыстрее прочих
Кому-то взять Берлин.

Но нам до генералов
Уж больно далеко,
А до загранотряда —
Одна спина всего.

Мы все – войны подранки,
Нельзя ни шаг назад,
На мины ли, на танки
Вперед попрет штрафбат.

Рассвет поднял завесу
Над раненой землей,
Кто русского замесу,
На смерть сегодня злой.

Кто, как умел, молился,
Кто напослед курил,
И старшина не злился,
Когда весь спирт разлил.

От спирта лишь трезвеешь,
Когда на мины прешь
И что тут не посеешь,
А только смерть пожнешь.

Ну, «Надя с шоколадом»
Отгрохала свое,
Сейчас подпортим гадам
Их нижнее белье.

Сигнальная ракета —
«В атаку, вашу мать!!»
И жалко напоследок,
Что не могу летать.

Но я летел, не чуя
Ни ног своих, ни мин.
Лишь думал – добегу я,
Капут тебе, Берлин.

Все – нет соседа справа,
Летят мозги в лицо,
И я не по уставу
Гоню вперед бойцов.

Убило б поскорее,
И лучше – наповал,
А взводный взял левее,
Но зря – не угадал.

В чужих кишках и крови
Бежали те, кто мог,
А на немецком поле
Лежал комбат без ног.

Дошли мы до Берлина,
Не о цене сейчас,
Но вместо сердца – мина
У каждого из нас.

Под тяжелый взгляд конвоя
Снится мне, что я на воле,
А не мордой у стены.
Но недолго спится стоя,
Ведь в конвой – всегда по двое
Ходят с каждой стороны.

Я усталый для побега,
Без еды и без ночлега
По таежной целине,
Нанесло на сердце снега,
И еще свинцовей небо,
Чем когда-то на войне.

Степь, как белая скатерть расстелена,
Только снег, чем-то красным горит,
То ли кровью вчерашних расстрелянных,
То ли пайку клюют снегири.

Жизнь российская – не сахар,
Будь ты пекарь, будь ты пахарь,
С этой проклятой войной.
Я не знал в штрафбате страха,
Я добрался до Рейхстага,
А теперь вот – за стеной.

На войне все было ясно:
Жить до пули и фугаса,
И ни шагу чтоб назад.
Были мы штрафное мясо,
Но горели из-под касок
Гневом русские глаза.

Степь, как белая скатерть расстелена…

Редок случай мой и странен —
Не был я ни разу ранен,
Кровью, бишь, не искупил.
И теперь конвой заранее
Без чинов нас бьет и званий,
Чтоб забыли кто кем был.

Но напомнят особисты,
На расстрел круты и быстры,
Про неснятую вину.
Снег в побег зовет искристый,
Только бегать нету смысла,
Коль в своем сидим плену.