Александр Островский - Горячее сердце

Матрена.Ах, убьет она меня! Ах, убьет!

Курослепов выходит на крыльцо, Силан в ворота.

Матрена, Параша, Курослепов, Силан.

Курослепов.Матрена! Что тебя не дозовешься!

Матрена.Уйми дочь-то, уйми! Зарезать меня хочет.

Параша.Нечего меня унимать, я и так смирна.

Матрена.Попала я в семейку, в каторжную. Лучше бы я у родителя в девичестве пребывала.

Курослепов.Эк, хватилась!

Матрена.Там меня любили, там нежили, там и по сю пору обо мне убиваются.

Силан.Ты кричи шибче! И так почитай весь город у ворот, не пожар ли, мол.

Курослепов.А ты метлой-то ее!

Матрена (Силану) . И сохрани тебя господи! Что я с тобой… (Курослепову.) Ты дочь избаловал, ты! У вас один умысел, погубить вы меня хотите. Вели дочери покориться! С места не сойду.

Курослепов.Прасковья, покорись!

Параша.Да в чем покориться-то? Я по двору погулять вышла, а она меня гонит. Что она обо мне думает? Зачем она меня порочит? Я честней ее! Мне это обида. Горькая обида!

Матрена.Говори, лохматый шут…

Курослепов.Метлой-то ее!

Матрена.Тебя метлой-то! Говори, заспанные твои буркалы: мое дело беречь ее?

Параша.Нечего того беречь, кто сам себя бережет! Не говори ты мне таких слов!

Курослепов.Ну, что тут еще! Что за базар! Покорись, тебе говорят.

Параша.И ты говоришь: покорись? Ну, изволь… Я покорюсь. (Матрене.) Я покорюсь, только вот я тебе при отце говорю – это в последний раз, – запомни ты мои слова! Вперед я, когда хочу и куда хочу, туда и пойду. А коли ты меня станешь останавливать, так докажу я вам, что значит у девки волю отнимать. Слушай ты, батюшка! Не часто мне с тобой говорить приходится, так уж скажу я тебе зараз. Вы меня, девушку, обидели. Браниться мне с тобой совесть не велит, а молчать силы нет; я после хоть год буду молчать, а тебе вот что скажу. Не отнимай ты моей воли дорогой, не марай мою честь девичью, не ставь за мной сторожей! Коли я себе добра хочу, – я сама себя уберегу, а коли вы меня беречь станете… Не уберечь вам меня! (Уходит.)

Курослепов уходит за ней, потупя голову. Матрена за ним, ворчит и бранится про себя.

Силан (стучит в доску) . Посматривай!

Курослепов.

Матрена.

Параша.

Серапион Мардарьич Градобоев, городничий .

Вася Шустрый.

Гаврило.

Силан.

Сидоренко, полицейский унтер-офицер, он же и письмоводитель городничего .

Жигунов, будочник .

Девушка.

Рабочие Курослепова.

Декорация первого действия. 10-й час. К концу действия на сцене темно.

Градобоев, Силан, Сидоренко и Житунов входят в ворота.

Градобоев.Что, человек божий, хозяева не спят еще?

Силан.Надо быть, нет; ужинать хотят.

Градобоев.Что поздно?.

Силан.Да все раздор; бранятся подолгу, вот и опаздывают.

Градобоев.А как дело?

Силан.Мне что! Говори с хозяином!

Градобоев.Сидоренко, Жигунов, вы подождите меня у ворот.

Сидоренко и Жигунов. Слушаем, ваше высокоблагородие.

Градобоев уходит на крыльцо.

Сидоренко (Силану, подавая табакерку) . Березинского!

Силан.С золой?

Сидоренко.Малость.

Силан.А стекла толченого?

Сидоренко.Кладу по пропорции.

Силан.Что нюхать, что нюхать, братец ты мой? Стар стал, ничего не действует; не доходит. Ежели ты мне, – так стекла клади больше, – чтоб он бодрил… встряхивал, – а это что! Нет, ты мне, чтоб куражил, до мозгов доходил.

Уходят в ворота. С крыльца сходит Параша.

Параша.Тихо… Никого… А как душа-то тает. Васи нет, должно быть. Не с кем часок скоротать, не с кем сердечко погреть! (Садится под деревом.) Сяду я да подумаю, как люди на воле живут, счастливые. Эх, да много ль счастливых-то? Уж не то чтобы счастия, а хоть бы жить-то полюдски… Вон звездочка падает. Куда это она? А где-то моя звездочка, что-то с ней будет? Неужто ж опять терпеть? Где это человек столько терпенья берет? (Задумывается, потом запевает) :

Входят Вася и Гаврило.

Параша, Вася, Гаврило.

Гаврило.Погулять вышли?

Параша.Погулять, Гаврюша. Дома-то душно.

Гаврило.Теперь самое такое время, что гулять-с, и для разговору с девушками это время самое для сердца приятное. Так-с, точно мечта какая али сон волшебный-с. По моим замечаниям, вы, Прасковья Павлиновна, меня любить не желаете-с?

Параша.Послушай, Гаврюша, ведь этак можно и надоесть! Который ты раз меня спрашиваешь! Ведь ты знаешь, что я другого люблю, так чего ж тебе?

Гаврило.Так-с. Я полагаю, что мне и напредки в ожидании не быть-с.

Параша.А напредки, голубчик, что будет, один бог знает; разве я в своем сердце вольна? Только, пока я Васю люблю, уж тебе нечего приставать. Ты погляди-ка лучше, не подошел бы кто, мне с ним поговорить нужно…

Гаврило.Оченно могу-с. Потому желаю от всего моего чувствительного сердца хотя даже этакой малостью быть вам приятным. (Отходит.)

Параша.Ну, вот молодец! (Васе.) Вася, когда же?

Вася.Дела-то у нас с тятенькой пораестроились.

Параша.Знаю. Да ведь вы живете; значит, жить можно; больше ничего и не надобно.

Вася.Так-то так…

Параша.Ну, так что ж? Ты знаешь, в здешнем городе такой обычай, чтобы невест увозить. Конечно, это делается больше по согласию родителей, а ведь много и без согласия увозят; здесь к этому привыкли, разговору никакого не будет, одно только и беда: отец, пожалуй, денег не даст.

Вася.Ну, вот видишь ты!

Параша.А что ж за важность, милый ты мой! У тебя руки, у меня руки.

Вася.Я уж лучше осмелюсь да так приду когда-нибудь, отцу твоему поклонюсь в ноги.

Параша.Вася, голубчик, терпенья моего нехватает.

Вася.Да как же быть-то, право, сама посуди.

Параша.Ты по воле ходишь, а я-то, голубчик, подумай, что терплю. Я тебе говорю по душе: нехватает моего терпенья, нехватает!

Вася.Уж ты малость-то, Параша, потерпи еще для меня!

Параша.Вася, нешуточные это слова, – пойми ты! Видишь ты, я дрожу вся. Уж коли я говорю, что терпенья нехватает, – значит, скоро ему конец.